Я, человек, к авторской песне имеющий какое-никакое отношение, долгие годы мучился и страдал одним постыдным и довольно своеобразным комплексом, смысл которого в вопросе: «Почему я терпеть не могу творчество Высоцкого и, более того, Галича?»
*
Почему многих современников их я слушаю с удовольствием, а то и с упоением, а вот к ним никогда не лежала у меня душа? Почему у меня, жуткого меломана, никогда даже и мысли не возникло, - взять, и купить стопицот дисков Владимира Семёновича или Александра Ароновича? Нет, вообще-то это понятно, - я просто знал, что никогда и не буду их слушать. Но всё-таки, странное это дело; я об этом своём пороке даже никому никогда не рассказывал, - шутка ли, в среде КСПшников заявить о нелюбви к тому и другому, это то же самое, как если бы в толпе гомофобов кто-то решил совершить coming out.
*
Так нет же, я по молодости даже пел две или три песенки Высоцкого, но что-то недолго музыка играла… То есть очень скоро обнаружилась, так сказать, полная неорганичность исполнителя и литературно-музыкального материала.
*
Сегодня же я мысленно вернулся к этой несколько заевшей меня теме, и вдруг, как мне показалось, нашёл вполне адекватный ответ. «Адекватный», безусловно, мне одному, ибо сама тема носит абсолютно суб’ективный характер.
*
Просто, когда я слушаю их песни, у меня исподволь рождается ощущение чего-то нечистого. Откуда оно, это ощущение, приходит, - Бог весть, но то, что оно, несмотря на некую неуловимость, довольно стойкое, это очевидно. Может быть, из детства? Может быть, и так. Смутно вспоминается какая-то тёмная, прокуренная донельзя комната, катушечный магнитофон, хрипящий на девятой скорости что-то страшное и непонятное: «Дарагайа, ведь ворон не ловят, только соловьи сидят по клеткаммммм…» Или же другая комната, но тоже магнитофон, и тоже непонятное и выспреннее завывание: «Параноики… пишут нолики… Шизофреники… вяжут веники…» К тому миру, в котором я обитал, все эти хрипы и завывания не имели никакого отношения, но своей грубой властью внушали безотчётный страх. Я никак не мог понять, почему взрослые с каким-то чуть не рабским подобострастием относились к этим голосам, утробно звучащим из полуразобранных-полуразвалившихся «Яуз», «Романтиков» и «Комет»?
*
Потом, гораздо позже, помнится, в фонотеке клуба «Пьеро» я зачем-то взял катушку с Галичем и прослушал её. То-то было моё удивление, что те же самые чувства вновь посетили меня, - ощущение чего-то липкого и гадкого… «Отвези ж ты меня шеф в Останкино в Останкино где «Титан» кино…» У меня уже был какой-никакой опыт написания песен, и я мучительно соображал: что со мною должно произойти, чтобы я написал вот такое липкое и гадкое?.. Так или иначе, но наш внутреннее состояние проецируется на то, что мы создаём, - будь то зубочистка, будь то песня. И человек (креатор, хехе), как бы ни корячился, не в состоянии эту проекцию корректировать: хочешь продемонстрировать ум, а лезет требуха… Хочешь сердце, - а лезет мочеполовая система, и как ты её не запихивай обратно, она всё равно выпрыгнет где-нибудь сбоку... Это касается всех жанров искусства, но в песенном творчестве всё следует умножать на четыре: ты написал текст, ты написал музыку, ты поёшь (голосовые, вокальные характеристики) и ты выражаешь своё отношение к тому, что ты поёшь (эмоционально-нравственные характеристики). Иначе говоря, автор-исполнитель, он как на исповеди. Только слушает его не один духовник, а целая толпа народа.
*
Но что мне толпа, коли у меня так вот сложилось?.. Ни к чему мне толпа, она сама по себе, я сам по себе. Потому-то, когда я слышу что-нибудь вроде «По судну «Кострома» стучит вода…», в душе моей рождаются покой и грусть.
*
А когда глумливое «Ой, Вань, гляди, какие карлики…» - так словно, не к ночи будет сказано, око Саурона на меня глянуло.