Однажды кыса Миука по своему обыкновению залезла в тряпичный сундук и стала пересматривать, что там лежит и не пора ли что-то подарить другим нуждающимся кысам. На глаза ей попался любимый сарафан с колокольцами, расшитый петухами и цвияпками. Миука расчувствовалась: она вспомнила, что именно в этом сарафане она пошла на своё первое свидание.
Кыса вылезла из сундука и стала примерять сарафан, - но, к её немалому удивлению и огорчению, сарафан ей стал очень мал, она даже не смогла одеть его на себя. «О, Боже мой, я стала такая толстая!» - зарыдала Миука и нырнула в свою спальную корзинку, чтобы забыться сном. Но корзинка показалась ей столь тесной, что кыса залезла на подоконник, чтобы там предаться печальным размышлениям о несовершенстве мира. И, как назло, именно в эту минуту мимо окна Миуки проходила ужасно тощая кыса Пахитоска. Она еле волочила лапки и у каждого угла останавливалась и беззвучно миукала. Пахитоску знали все: вот уже полгода она отчаянно худела, выпивая в сутки треть пипетки молока и занюхивая его веточкой укропа. Выглядела она ужасно, но в ту самую минуту она показалась Миуке прекраснее всех кыс на свете. И она бросилась на улицу, чтобы выспросить Пахитоску о том, кто помог ей вот так похудеть?
Пахитоска слабым голосом промиукала, что её учителя, или, как она его называла, гуру, зовут Чилибуха; узнав адрес гуру Чилибухи, Миука тут же бросилась к нему и попросила помочь ей похудеть.
Гуру, известный в городе жулик и пройдоха, по блеску Миукиных глаз тут же понял, что на ней можно неплохо заработать. Он поколдовал над каким-то горшком, из которого валил дым, произнёс несколько страшно звучащих заклинаний, а после дал Миуке каких-то таблеток, похожих на крошечные перепелиные яйца. Миука заплатила за них столько, сколько ей хватило бы на целый месяц безбедной жизни.
Чилибуха, который вызнал у Миуки всё про сарафан и корзинку, сказал ей, чтобы ровно через неделю приёма таблеток Миука попыталась надеть сарафан и улечься в свою спальную корзинку. Кыса всё хорошенько запомнила и побежала домой. Там она выпила не треть, а шестую часть пипетки молока и занюхала его не веточкой укропа, а спичкой. После Миука приняла таблетки и улеглась спать, а во сне худеть.
Так прошло шесть дней, за которые Миука осунулась, побледнела, а усы её обвисли и перестали чувствовать прелесть окружающего мира. Хитрый и подлый Чилибуха к концу недели, покуда Миука ходила по двору и воображала, что она скоро станет, как Пахитоска, залез к ней в дом, перешил сарафан и заменил спальную корзинку на меньшую, чем была.
Когда Миука пришла домой и попыталась залезть в сарафан, тот стал трещать по швам; когда Миука попыталась лечь в корзинку, та показалась ей столь маленькой, что кыса поняла: ей надо худеть, худеть и худеть, покуда сарафан и корзинка не станут ей впору. Миука достала из чулка часть припрятанных денежек и пошла к Чилибухе.
Так и пошло, неделя за неделей. Каждый раз злодей ушивал сарафан и менял корзинку. А Миука не то, что худела, с каждой неделей она становилась всё меньше и меньше, и через пару месяцев напоминала маленького, двухнедельного кысёнка, всклокоченного и тощего до ужаса.
Когда ргап Ргап, после длительной командировки на Крайний Север, где он перенимал опыт у местных хаски, вернулся домой и впервые увидел Миуку, он ужаснулся, и стал ргапкать так громко и возмущённо, что сам удивился. Миука рассказала ему про всё, что с ней произошло, показала ему крошечный сарафанчик и малюсенькую корзинку, и горько заплакала.
Тогда ргап Ргап побежал по адресу, который ему прошептала из последних сил кыса, и задал Чилибухе такую трёпку, что тот отдал ргапу все наворованные у Миуки деньги и публично признался, что он жулик и подлец. А ргап накупил в магазине всяких вкусностей и стал понемногу кормить ими вконец измельчавшую Миуку. Потребовался целый месяц, прежде чем Миука почувствовала себя более-менее сносно. Но и то хорошо, что всё кончилось хорошо.
Кстати сказать, и Пахитоска тоже поправилась.