Тимофей Куцевол, 47-летний председатель колхоза «Мы из джаза», тяжко опираясь на несуществующие костыли, спешно ковылял к колхозному коровнику, где, по слухам, нынче должна была отелиться корова-рекордсменка Вивьен Ли.
Лет пять назад местный зоо-кулибин Ратибор Бурократов припёрся, в стельку пьяный, на выездное заседание райкома, и заплетающимся языком сообщил всем присутствующим, что изобрёл новую корову. У крыльца клуба, где проходило заседание, действительно, бегала какая-то замызганная тёлка, но тогда никто не мог даже и вообразить, что именно она станет знаменитой Вивьен Ли, и через три года на вечернюю дойку в коровник будут сносить подойники со всего села, - корова будет давать не менее пятисот литров зараз, а уж что про жирность, так там цифры были вообще запредельные.
Ратибора, в конце концов, забрали в область, в какой-то закрытый институт, где тот и сгинул вскоре через медицинский спирт, которого там каждая лаборатория ежеквартально заказывала цистернами. А Вивьен Ли оставили дома.
В первый-то раз корова отелилась рано, и без каких-то странностей. А вот во второй заход понесла она непонятно от кого, и уже года три как не могла разродиться, чем немало печалила председателя. У Тимофея на Вивьен Ли были особые надежды: вот съездить бы с ней на сельхозвыставку в область, а то, глядишь, и в саму столицу! Так и представлял себе, как он, в своём вечно новом пиджаке, в диагоналевых галифе, сидя на корове, въезжает через парадную арку на территорию выставки, а народ ревёт и рукоплещет, блицы сверкают, оркестры гудят… А руководство, сидя на трибунке, тоже делает ему знаки расположения: то ручкой помашут, то головкой кивнут… Исстрадался Тимофей в глуши своей, хотелось ему хоть немного славы и уважения…
По пути к коровнику Тимофей нагнал крайне озабоченного зоотехника Мухтара Живодёрова; тот из последних сил тащил на себе хитрый акушерский инструментарий: какие-то огромные щипцы, захваты, петли, и прочие страшные на вид железяки.
-Что, Мухтарка, как оно там всё? Выдюжит Вивьенка?..
-Богу известно, председатель, - угрюмо ответил зоотехник, и пошевелил огромными щипцами.
Подошли к коровнику. Вокруг стояла шумная толпа колхозников. Увидав председателя и зоотехника, люди расступились и притихли. Когда Тимофей попытался зайти внутрь следом за Мухтаром, тот решительно преградил ему путь: «Нет, председатель, там всё стерильно, а у тебя вон какие говнотопы…» Тимофей глянул на свои сапоги, отошёл в сторону, присел на козлы и пригорюнился.
Тремя часами позже Мухтар, еле живой, вышел из коровника и, покачавшись минуту, грянул оземь. Его откачали, дали понюхать спирту, и спросили чуть не хором: «Ну, как оно там? Отелилась?»
Мухтар обвёл присутствующих тусклым взглядом и пробормотал: «Пятьсот сорок телят… Как один, все со звездой во лбу…» Услышав такое, председатель аж взвыл от ужаса: «Ох, блядь, и чем же я их всех кормить стану? Снег скоро ляжет, а у нас на весь колхоз – пять гнилых стожков…»
Он, сам не зная зачем, заглянул в коровник, плюнул, ещё раз матюгнулся, и, тяжко опираясь на несуществующие костыли, подался к продмагу; к вечеру, нажравшись до невменяемости мятного ликёра, он валялся всё у того же продмага и рыдал, как малое дитя. Колхозники тихо проходили мимо и видимо, что сочувствовали Тимофею, но так вида не подавали.