Вот ты тут меня корил всё за то што я злой в писменах своих што желчью теку и ядовитой слюной отчево на бумашках даже остаютца пятны и прожеги. Это ты может быть и прав хотя не знаю даже как это возможно штоп ты был прав. Но ладно претположим. И вот я тебе што на все твои цытыллики (навроде филиппик, хаха!) скажу: штош ты думаеш всё просто так, вот так захотел и теку, да? О нет уверяю тебя о Пантеончек и жена твоя Эльхантьевна. И об’ясняюс тотчасж.
Вот я тут на днях решил выучить найзусть все те стишки которые проморгал в школьные годы. А што? 45 лет не срок, а самое то, штобы догонять школьную программу. И тебе советоваю.
И вот я уш и «Морос - красный ноз» как «Отче наш» вызубрил и справа направо, и слева налево, и с середины в обе стороны. Вот уш и «12» Блока как от стенки горох отскакивают все двенаццать. Вот это особенно мне нравитца:
«Утек, подлец! Ужо, постой,
Расправлюсь завтра я с тобой!»
Ты заметил ли, недомудрик, как ловко Блок про жопу вставил?.. Хахаха. (Кстате сказать, а видал ли ты как Михалков снял по Блоку фильм?.. Я слыхала што Михалков точно снял «12», но у нас в сибирях плёнки нет, не видал никто.)
И вот в оконцовке, после Некрасова и Блока взялса я за наше сонце, за Пушкина взялса. И тут меня как на слёски пробило, так до сих пор и рыдаю как последний египецкий плакальщек. Вот так уш меня тронуло евойное стихосложенье «Пророк», што просто даже страм.
Там описываетца как как по страшенной пустыне идёт, и даже не идёт, а тащицца сам Пушкин, и ему очень хочетца духовных знаний и наущений. И вдрук настречу ему серафим с шестью крылошками, и тыкает ему пальцами в глаза. И у Пушкина глаза как раскрылися, – и он увидал чево ранше не видал. Потом серафим тыкает в пушкинские ухи, – и у тово слух становитса таков, што сплошной звон и стук в ушах. Смотрит Пушкин, - огого, всё понимает, всё слышит: как небо трясёцца, как гады под водой плывут, как ангелы друк с друшкой беседовают. И много чево есчо. Потом серафим полез к пушкину целовацца, и как откусит тому езык! Ну, думает пушкин, тут мне и пришол кердык. Но серафим ево нес езыка не оставил, нашёл змеюку, у той езык вытащил и Пушкину вставил. Потом на том не останвившис он берёт ножек и вскрывает Пушкину грудную клеть, оттудова достаёт серце а заместо вставляет уголёк. И вот Пушкин лежит, как мертвяк какой, а ему сверху кричит сам Бог: «Давай вставай, иди, жги, я тебе приказываю!»
Вот такое стихосложенье. Понимаеш как это меня торкнуло?.. Ведь и я точто тагже как Пушкин, у меня и езык и ухи, и гласки, и серце, - всё как описано!.. И вот ты хочеш после всево тово, штобы я был добренький бытописателишка, дескать, сёдня день прошол хорошо, и слава Богу, надеюс зафтря будет есчо лутше?.. Плохо ты меня знаеш.
Восстань пророк и виждь и внемли, исполнись волею моей, и обходя моря и земли, глаголом жги сердца людей. Вот наш лозунк, Пантеончек, вот чем живы и к чему стремитца следует. Этот едрёный мир летит ко всем тормашкам, а я буду про лютики-цветочьки чирикать и опсуждать как я провёл лето?.. Это пусть те чирикают которые размером с воробья и ума столько ш. А мы с тобою орлы и стормбрингеры, буревеснеки тоесть. И не нам какать как синичькам на шляпы. Мы уш как какнем, так охохо, всем лихо станет.
На то я тебя и увещеваю, – выучь найзусть пророка Пушкина, вот с’едемса где, и станем хором и по ролям читать это самое: «Духовной жаждою томим». И все как глянут на нас, - а от нас огнь живой и искра Божья. И убоятца.
Вот так-то, дорогой ты мой Пантеонка. С приветом – ГЦ.