Однажды Хурмилавчик и Зёзёкало, выйдя из дома, увидели сидящее на крыльце очень грустное Сяпу. В руке у него было письмо. Когда Зёзёкало спросил, что такое творится с Сяпою, и что за письмо у того в руке, Сяпа протянуло Зёзёкале конверт.

Зёзёкало вытащил из конверта сиреневый листок и прочитал: «Уважаемое Сяпа! Приглашаем Вас принять участие в конкурсе печальных песен, который пройдёт завтра в Доме культуры нашего посёлка. Просьба придти пораньше, там будут бесплатно раздавать зефирки и безе».

«А ведь я так люблю зефирки и безе, особенно бесплатные…», - сказало Сяпа и горестно зарыдало, - «Но у меня в репертуаре нет ни одной печальной песни! Мне не с чем туда идти, мне нечем опечалить зрителя и слушателя!», - и оно зарыдало ещё громче и безутешнее.

Все обитатели дома и окрестностей собрались вокруг безутешного Сяпы и стали его успокаивать. Но Сяпа, скажем так, стал вредничать, и сознательно ныл и нюнил с каждой минутой всё противнее. Тогда решением общего собрания было приговорено сочинить Сяпе самую что ни на есть грустную и печальную песню, чтобы он назавтра наелся этих самых зефирок и безе до икоты.

Расселись по двору, кто - где, взяли блокноты и карандаши, и стали сочинять, а Сяпе прямо на крыльце повесили гамак, где он тут же стал качаться и легонько постанывать.

Часа через два собрались, и стали читать сочинённые стихотворения, из которых можно было бы, при желании, смастерить очень жалостливые и печальные песни. Всех очень удивило, что первой вызвалась продемонстрировать свой стишок кошка Уямка, нарисованная на стене и всё это время очень живо переживавшая за Сяпу. Лапкой в нарисованной азбуке она показала на нужные буквы, а Хурмилавчик записывал за ней, и, в конце концов, получилось вот что:

«Ай-яй-яй!» - кричали кошки,
И ломали мышкам ножки".

Услыхав таковой стишок, Сяпа упало из гамака и снова разрыдалось. Кошка Уямка сразу спряталось в свой нарисованный дом, и лишь изредка выглядывала оттуда, понимая, что сделала что-то неправильное.

Тут Накупенда достала свой блокнот и прочитала вот такое стихотворение:

Безрадостно и безнадежно,
Бездарно, глупо, просто так,
Я жизнь свою прожил небрежно
С толпой кочующих гуляк.

Теперь стою, такой красивый,
Предвижу гибельный закат,
И вижу под плакучей ивой
Толпу рыдающих зайчат.

Всем очень понравилось, только вот «толпа рыдающих зайчат» почему-то всех не опечалила, а рассмешила; Накупенду попросили изменить последнюю строчку, но она обиделась и сказала, что в ней-то весь трагизм и заключается. Так что, взяв блокнот и ворча что-то под нос, Накупенда ушла в свою будку и там стала пытаться петь это стихотворение на мотив «Песенки крокодила Гены»…

Следующим вышел Кляпся, и протелепатировал всем присутствующим вот такое:

Я одинок и несчастен,
Сломался мой звездолёт,
И не в моей власти
Отправиться снова в полёт.

Кляпсю похвалили, но сказали, что ритмика стишка хромает, - то есть сам стишок просто прелесть, а вот ритмика никуда не годится. Кляпся тоже обиделся, и залез в будку к Накупенде, где они теперь уже вдвоём стали петь каждый свою песенку на тот же самый мотив.

Следующим был Хурмилавчик:

Сиротка я, сиротка,
Несчастен и убог,
Терзай меня, чахотка,
Боли, побитый бок.

Вот так, влача и плача,
Иду, иду, иду,
И снова под раздачу
Я где-то попаду….

Когда же дело дошло до Зёзёкалы, оглянулись, осмотрелись, - а его и нет нигде!.. Все закричали: «Предатель!» и стали злорадствовать: дескать, сидит сейчас где-нибудь в овраге и кусает себе то локти, то ногти… Но минут через десять Зёзёкало появился с двумя здоровенными мешками, причём и ногти, и локти у него были в порядке.

Зёзёкало сказал: «Дорогие друзья! Стоит ли игра свеч? Послушал я ваши выкрутасы, и понял, что никакой конкурс печальных песен нам не нужен!» - «Как же?! А зефирки, а безе?!», - вскричало Сяпа.

Зёзёкало вывалил на стол, что был недавно поставлен около крыльца, один мешок, - там было множество разноцветных зефирок. После он высыпал и другой мешок, - там было множество самых лёгких и воздушных безешек.

Все сели за стол, Хурмилавчик вынес самовар, - и стали сосредоточенно есть зефирки и безешки.