Странные образы волнуют меня в последний день зимних каникул, то исчезая, то снова возобновляясь в затуманенном безделием воображении.
Мне мнится странная парочка, прогуливающаяся по Летнему саду Санкт-Петербурга 40-х годов века XIX: толстый, как бочка, одышливый и неопрятный Александр Сергеевич Пушкин и бородатый (аж до пояса) и мужиковатый Михаил Юрьевич Лермонтов. У Пушкина вечно мокрые руки и засаленные донельзя лацканы сюртука, он о чём-то раздражённо ропщет, и брызги от уст его разлетаются метра на три в разные стороны. Михаил Юрьевич всё больше молчит, непрестанно гладит бороду свою, и если вставляет в беседу слово какое, то это либо «ахти», либо «супонь», либо «мясопуст». Вот так они и ходят по Летнему саду туда-сюда, нелепые, но вполне живые и относительно здоровые.
Мне представляется захвативший Москву адмирал Колчак: сомлев от счастия умом, он впал в детство и бегает в уморительно смешном матросском костюмчике по стенам Кремля с верёвочкой, к которой привязан парящий высоко над древнею столицею воздушный змей, изображающий товарища Троцкого во славе.
Не обошлось и без меня самого, сидящего в нартах, в которые запряжены без малого 700 кошек. Бегут они несильно, а путь впереди ещё немалый: до ближайшего становища в тундре ещё километров пятьдесят. Мне остаётся только имитировать собачий лай, которого кошки сильно пугаются и на некоторое время убыстряют свой ход. Однако они скоро утомляются, отчего мне снова приходится, напрягая и без того охрипшее горло, лаять, лаять и лаять надсадно: Ррррррхаф, рррррхаффф!!!
Мне видится Алла Борисовна Пугачёва, которой было даровано бессмертие, как физическое, так и творческое, но с одним лишь условием: с какого-то момента она превратилась в птицу Алконост; отныне на сцену она не выходит, а вылетает, а после большую часть концерта царапает птичьими лапами покрытие авансцены. Так что наилучшим выходом для организаторов концерта является сооружение над сценой какого-то подобия жёрдочки, на которой примадонна и сидит, - и ей комфортно, и паркет цел.
Эти живые картинки забудутся завтра, возникнут какие-то новые, да и тем скоро придёт черёд уйти в небытие. Иногда их становится жалко, - Бог весть, почему они возникли, Бог весть, почему столь неотвратима их судьба. Так что пусть хоть эти останутся.
ГЦ