Бертран Рассел, рассуждая об односторонности и ограниченности чувственного опыта, иллюстрировал свои мысли довольно забавной конструкцией умозрительного «отношения» обыкновенной домашней курицы к человеку.
*
Ну, да, большая часть жизненного опыта курицы даёт ей вполне конкретный, достоверный и позитивный образ человека: «Это то огромное существо, которое каждый день кормит меня. Человек, - это пища, это жизнь». В контексте этого представления человек действительно является добрым волшебником, который и существует-то, должно быть, только лишь для того, чтобы курице было хорошо.
*
Однако наступает-таки день невесёлых откровений, когда «добрый волшебник» приходит только для того, чтобы ухватить одну из кур, и, отойдя с нею чуть в сторону, оттяпать топориком башку. То есть, оказывается, «добрый волшебник» кормил курицу только затем, чтобы она, дойдя до нужного возраста-веса, превратилась в ЕГО ПИЩУ!.. Впрочем, последний вывод (о том, что она всего лишь пища) курице уже недоступен. Для неё, за секунду до гибели, человек, – всего лишь садист, совершающий совершенно бессмысленное, немотивированное ничем убийство. Пищей она становится уже после, в, мягко говоря, бессознательном состоянии, и не имеет возможности осмыслить тот факт, что, в принципе, человек умерщвляет её НЕВОЛЬНО, - лишь исходя из необходимости собственного выживания.
*
Итак, бедная курица всю свою жизнь принимает человеческую заботу как должное, полагая, что сие и есть т.н. «предустановленная гармония». В последний миг жизни она проклинает человека за гнусное предательство, но свой опыт она уже не в состоянии передать другим курам. Человек же, в свою очередь, преследовал свои совершенно конкретные цели, никак не соотносящиеся с целями кур (кроме, пожалуй, их здоровья и веса).
*
Можно представить себе ещё одну умозрительную конструкцию: скажем, человек вполне может ни разу в жизни не увидеть свой собственный крестец. Предположим, в его мире нет зеркал и иных отражающих поверхностей, тем более, фото - и видеотехники. Предположим также, что люди, окружающие этого человека, никогда не поворачиваются к нему задом, а всегда обращены лицом. В силу всех этих допущений спина и то, что к ней прилагается, как объекты наблюдения и познания, отсутствуют в этом мире, в мире этого человека, - В ПРИНЦИПЕ. О существовании крестца можно смутно догадываться, его даже можно осязать, но наиболее значительный, - зрительный образ, - будет чисто гипотетическим. Потому тот человек, который впервые в «мировой» истории увидит и, скажем, зарисует «dark side of a man», воистину станет героем-первооткрывателем, Данко, Гагариным, Димой Биланом…
*
В свете всего вышесказанного невольно забавно воспринимаются все наши обыденные рефлексии на ту реальность, которая «дана нам в ощущениях». Ужели не возникает устойчивая аналогия между той самой курицей и человеком?.. Не мы ли мыслим нашу жизнь как нечто само собой разумеющееся, не мы ли самоуверенно каждый день подходим к нашим кормушкам и, как должное, принимаем, скажем, «трёхразовое питание»?.. А когда «само собой разумеющийся» вдруг хватает нас за шею и тащит к ближайшей сосновой чурке, чтобы оттяпать башку, мы «прозреваем, но слишком поздно».
*
Меня раздражает отнюдь не незнание, - ибо действительно, выше головы не прыгнешь; меня в который раз поражает ничем не оправданная гордыня человека, который состряпал для себя и своей довольно убогой надобы двухмерную проекцию очага, котелка и огня под ним, - а после носится с ней, как будто она не нарисована на грубом холсте в каморке папы Карло, а является ДЕЙСТВИТЕЛЬНОЙ И ДЕЙСТВУЮЩЕЙ картиной мира… Покуда мы вертимся в среде себе подобных, тех, с кем мы «договорились» об условиях и условностях нашей всеобъемлющей лжи, ещё ничего, как говорится, «прокатывает». Останемся мы надолго наедине хотя бы сами с собой, - ой, ой, вот тут-то и начинается «Timor Deorum», сиречь «Страх Божий», - oh, yeah, quake & shake & tremble…
ГЦ