СТРАННОЕ ПОВЕЛОСЬ ЗА НИКОДИМОМ
С чего пошло, - никто не знает. Только с какого-то времени как придут гости в квартиру, посидят, попьют напитков, покуражатся, соберутся домой, - глядь, вся их обувь мокрая насквозь, и воняет от неё самой злодейской мочой. Кое-как, хлюпая и чмокая, доберутся домой, примутся мыть свои башмаки да туфли, - а без толку совершенно… Так два-три дня помоют, посушат, помоют, посушат, а после и выкинут на помойку совершенно, бывало, новенькие обутки.
Варваре после таковых казусов бывало очень совестно, что обувь погубили, а, с другой стороны, она никак в толк не могла взять, как таковое могло приключиться, - ведь котов они с известных пор не держали, ужели с улицы кто пробирался? Но трудно представить, что какой-то обнаглевший кот лезет в форточку именно этой квартиры не раз, не два, не три, - а вот как гости придут, так и случается.
Говорила она об этом и с Никодимом, тот реагировал совершенно яростно и обещал, как поймает паршивца, смыть его в унитаз без причастия и покаяния. И даже поставил однажды какой-то капкан на кошек, но туда попала ногой одна из сослуживиц Варвары, бригадирша её новая, Суспензия Ю, кореянка по второму мужу.
С каких-то пор Варвара, поглядывая за Никодимом, стала подозревать именно его в том, что он обувь топит, однако поймать супруга на месте преступления ей долго не удавалось. И вот она однажды что выдумала: покуда Никодима дома не было, наставила в прихожей обуви всякой разной, будто бы к ней гости пришли, включила в дальней комнате магнитофон, изображавший шум удалой пьянки, а сама спряталась в плащах да куртках, которые на вешалки висели. Никодим с улицы пришёл, услыхал, как кто-то в комнате хором орёт «We shall overcome» и отчаянно звенит хрусталь, воровато огляделся и буквально секунд за пятнадцать аккуратнейшим образом оприходовал всю имевшуюся в прихожей «чужую» обувь, не пролив мимо ни капли.
Тут Варвара как выскочит, да как начнёт орать: «Ах ты козёл душной, что же ты творишь, паразит такой, совсем, что ли, рехнулся, чтобы он у тебя морским узлом завязался, пакостник!» Никодим, как понял, что попался, сразу на коленки бух, и докладывает примерно вот что: дескать, сил моих нет, достали эти гости, не дом, а проходной двор, и сколько можно всю эту ораву кормить-поить, прямо извели меня твои гости, геморрой их возьми!
Однако Варвару было не успокоить; схватила любимые туфли Никодима, те, что малиновые и с медными носками, заперлась в туалете, а когда вышла, Никодиму сразу стало ясно, что отмыть их, - задача совершенно бесперспективная. Пригорюнился Никодим, и пошёл выбрасывать любимые туфли. К его приходу Варвара немного успокоилась, хотя зачем-то нарисовала на обоях в комнате очень неприличную картинку: крайне возбуждённый лось пристаёт к белочке.
«Ну, хорошо», - сказала она, - «Цели своей ты практически добился, и всех моих друзей-товарищей надолго отвадил от посещений нашего дома. Но ведь тоска, - что мы, друг друга не видели, что ли? – а так хоть какие-никакие свежие лица, разговоры, то, сё…»
«Помилуй, Варварушко, в каком месте они свежие, и что толку с тех разговоров, которые вы ведёте часами? Не гневи Господа, вас послушаешь полчаса, и хочется на стенку лезть от бессодержательности и бредовости всех ваших перешёптываний и обсуждений… Это во-первых».
Никодим помолчал минуту, а после решительно продолжил: «Ну, а во-вторых, Варвара, соврал я тебе про то, что таким образом хочу твоих гостей отвадить от дому. Понимаешь, мне просто всегда очень нравилось писать в обувь, и вот подвернулся удобный случай, я и реализовал свои детские мечты. Ты, Варварушко, сама попробуй, может, и тебе по душе придётся?»
«Ну уж нет», - сказала Варвара, - «У меня таких детских мёчт никогда не водилось. У меня детские мечты совсем другого характера и направления. И когда я их начну реализовывать, я уверяю тебя, - весь мир содрогнётся!» И она загадочно усмехнулась.