Томь в этом году вовсе обмелела. Разглядывая то, что от неё осталось, с высот Лагерного сада, я вдруг перевёл мысли свои в несколько иное русло.
Я нынче очень неглубок, поверхностен. Я как рисунок в тетради, который тщетно пытается вырваться из плоскости в объём.
Сравнить это можно и с тем же мелководьем. Заходишь в воду, смотришь вниз – ноги, ступни, ну, вода, галька, глина. Всё понятно и почти плоско.
Вот и в голове такое же мелководье. Понятные плоские мысли: это галька, это глина, это ноги.
Хочется куда-то, где с ногами уже не всё так ясно, а дно лишь ощущается этими гипотетическими ногами.
Хочется куда-то, где ног уже не видно, а дно становится всё более непредсказуемым.
Хочется куда-то, где и тело уже только предполагается, а дно ощущается лишь при соприкосновении с ним пяток, - ты взвесь, ты водяная муть, и лишь голова, болтающаяся на поверхности, воспринимает теперь глубину и неотвратимость её.
Дальше - понятно, ибо плавать я не обучен. Так что не стоит.
Но до той поры – намного интереснее, чем на мелководье.
Однако нынче мелководье. И мозги мои бредут по нему, покачивая воткнутыми в них перьями страуса.