Я, должно быть, уже утомил всех своих друзей и знакомых рассказом о том, как однажды во сне я стал офицером.
*
Дело в том, что я при весьма дурацких обстоятельствах бросил военное училище, в котором с грехом пополам проучился почти три года.
Произошло это в 1985 году, когда мне было без трёх недель 20 лет.
После лет десять я жил более-менее спокойно, а вот лет с тридцати мне стал сниться серийный сон, не оставлявший меня год-два. Я, тридцатилетний, вдруг оказываюсь в расположении своей роты, как дурак, иду в каптёрку, получаю какую-то бэушную форму и сапоги, меня тут же засовывают в наряд, и так далее. 19-летние сопляки – однокурсники посмеивались надо мной, поскольку, да, я довольно странно выглядел в их стройных рядах. В этом сериале меня не оставляло ощущение абсурдности ситуации, поскольку никакого желания завершать обучение я не испытывал, но меня буквально волокло, - и вот снов через двадцать-тридцать я-таки получил лейтенантские погоны и стал офицером войск связи. На этом, собственно, серийный сон и прекратился.
*
Право, мне не столь важно, почему мне снился этот сериал. Тут можно накрутить столько психоаналитических штудий, мама, не горюй. Я же немного о другом.
*
Рассказывая кому-то вышеприведённые обстоятельства, я то и дело замечал в глазах слушателя некоторое недоверие. Во-первых, сам по себе феномен «серийного сна» довольно редок. Во-вторых же, мне снилось не одно и то же, как чаще происходит, сны были последовательны, они образовывали линейную структуру сюжета. Я снова учусь – всевозможные нелепости по ходу пребывания там – finis coronat opus. Ну… так не бывает. Будто киномеханик достаёт из ящика свежепривезённые серии, вправляет плёнку в киноаппарат, поехали.
*
О том и речь, что я понимаю скепсис своих слушателей. Я бы тоже сомневался. И вот тут возникает странный вопрос: а мы вообще можем доверять рассказанным нам сновидениям? Ведь разумеется, что никаких фактов, подтверждающих изложение сна, мы никогда не получим. Также разумеется, что рассказчик по ходу дела подсочинит то, что запамятовал или то, что покажется невнятным-непонятным ему самому. Почему же не допустить, что весь рассказ от начала до конца – измышление, симулякр?
*
И вот тут возникает ещё более странный вопрос: а мы можем доверять тем или иным рассказам отнюдь не о сновидениях, а о самой что ни на есть яви? Вот приходит взъерошенный Некто и говорит: я только сейчас видел на улице человека, ну, копия Микита Нихалков! Вряд ли я побегу проверять его слова, верша круги по Кировскому району г. Томска в надежде отыскать двойника Микиты. То есть это сообщение столь же неверифицируемо и с полным правом может именоваться заблуждением или ложью.
*
Тут мы должны понять, что, в принципе, мы можем доверять только тому, что в состоянии проверить. А после посчитать: какую часть информации о многих вещах, башмаках, о кораблях, о сургучных печатях, о капусте и о королях, мы в состоянии проверить? Посчитаем, прослезимся: процентов пять, не более.
*
Иначе говоря, мои рассказы о серийном сне, о том, как я нынче в Лагерном саду встретил живого Мишеля Леграна (он просил не рассказывать, но), о строительстве учебного корпуса ТГУ на проспекте Ленина, о встрече в Женеве, о покупке Романом Ланкиным хаммондоргана, о ночной бегущей строке в томском небе (по нечётным, с трёх до пол-четвёртого, весьма любопытно) - всё это одного поля ягоды. Условность и недоговорённость мира для меня столь очевидны, что осознание оных даже поднимает мне настроение, которое в последние дни так себе.