Обитатели дома вполне в состоянии покидать свои квартиры и удаляться довольно далеко, - но куда именно, понять невозможно. Я следил за многими из тех, кто, выйдя из подъезда, куда-то уверенно направлялся. Но стоило мне на какую-то секунду отвести взгляд от объекта наблюдения – он тут же совершенно бесследно исчезал. Впрочем, через какое-то время он возвращался домой; выяснить же, откуда объект мог вынырнуть, по понятным причинам было совершенно невозможно.
Во второй квартире проживало семейство странных алкоголиков. Их застолье практически не прекращалось, - ну, разве только на время сна. В большой комнате стоял ветхий раздвижной стол, покрытый цветастой клеёнкой, на столе же громоздились простейшие закуски и невероятное число бутылок со спиртным.
Появись ты – тебя тут же усаживали за этот стол и наливали полстакана, скажем, коньяка. Ты выпивал раз-другой-третий и, разумеется, пьянел. Семья аборигенов смотрела на тебя завистливо и жадно, - всё дело в том, что они почему-то не пьянели, вернее, всё время пребывали в какой-то пограничной полосе между трезвым сознанием и эйфорией, однако преодолеть её они были не в состоянии. То есть хозяин дома мог за вечер спокойно выпить две-три бутылки водки, и, как говорится, ни в одном глазу. Но вот поутру они испытывали совершенно дикое похмелье, что принуждало их снова садиться за стол и приводить себя в порядок. Так и тянулось уже, по-видимому, не год и не два.
Меня, помнится, напоили до беспамятства. Поутру продрав глаза, я всё же посидел за столом полчаса-час, похмелился и, поблагодарив всех за таковое беспримерное хлебосольство, еле ушёл, чтобы более не появляться.
Откуда у них у всех берутся средства к существованию, я тоже не понял. Быть может, во время описанных чуть выше отлучек они как-то умудряются зарабатывать? – быть может. Но, вообще говоря, не так уж и часто они покидают дом. А некоторые, та же мама с дочерью на выданье, пределы своей квартиры вообще не покидают.
В одиннадцатой квартире все болеют. Только переступив порог, чувствуешь довольно своеобразный запах – смесь валерианы, метола, лизола, хлорки, невесть чего ещё. Там очень тяжело пребывать – в воздухе буквально висит ощущение физиологической немощи, приправленное упадком воли и всепроникающей депрессией. Трёхпоколенная семья – старики, родители жены, сама жена с мужем да пара рахитичных золотушных деток.
Какие-то бесконечные стенания, падения в обморок, регулярное питьё таблеток и микстур, экстраординарное питьё таблеток и микстур, чтение медицинской и околомедицинской литературы, пять-шесть раз в сутки – вызовы «Скорой помощи», которая, впрочем, никогда не приезжает.
В комнате стариков стоит гроб, в который то и дело укладывается кто-нибудь, кому совсем уже невмоготу. Однако, полежав час-другой, выбирается, уступая место другому. Мне, на беду свою забредшему в квартиру, тоже предложили полежать, да так уж настоятельно, что пришлось. Всё же семейство, усевшись на табуретках вокруг, по очереди рассказывали мне, что да как у них болит. Удивительно, что это диковатое пространство засасывает, вот и мне стоило известных трудов покинуть скорбное жилище. Я отпросился на поход в аптеку за нужными мне притираниями, так и пропал.
Соседи знают о существовании друг друга, знают и особенности каждой квартиры, но относятся к этому с глухим безразличием, впрочем, как и все мы, живущие в т.н. «нормальных» домах. Исключение составляют обитатели девятой квартиры, к которым, во-первых, попасть довольно сложно, во-вторых, их ненавидят обитатели всех остальных квартир.
Дело в том, что в девятой квартире разводят клопов, тараканов, крыс и мышей. Причём не стоит думать, что там живут какие-то забубённые и опустившиеся донельзя люди. Нет, напротив, вполне интеллигентные, и исключительно чистоплотные. Собственно в самой девятой квартире всей этой живности вы не сыщете, в том смысле, что их там разводят, а затем каким-то невероятным способом распускают по дому – и надо же, они живут везде, кроме самой девятой квартиры.
Один раз под нелепым предлогом я всё-таки вошёл внутрь. Меня поразил висящий на стене прихожей необычный портрет Н.В. Гоголя - безусого, но с пышной бородой. Я его еле узнал.
Приняли меня сухо, хотя и без недоброжелания. Показали вольеры, в которых суетилась вся эта нечисть, после предложили пожить у них в качестве лаборанта. Я отказался, сославшись на какую-то несуществующую аллергию. На устах, разумеется, вертелся вопрос «Зачем?», но я всё же пересилил себя, понимая, что в подобном доме такие вопросы задавать, возможно, даже опасно. С тем и попрощались, так и ушёл.
Как уже сказано, я изучаю этот дом на протяжении последних тридцати лет. Иной раз были довольно длительные перерывы, - скажем, после посещения второй квартиры я довольно долго не мог прийти в себя и года два там вовсе не появлялся. После же во мне снова появлялось какое-то не совсем внятное и не совсем здоровое желание продолжить исследования. За треть века персонажи – обитатели квартир – разумеется, старели, должно быть, умирали, но общий ход жизни там не менялся совершенно. И когда вместо ветхого старика появляется его ветшающий сын, постепенно перестаёшь обращать внимание на подобные мелкие перестановки.
Третья квартира являла собой избу-читальню. Все обитатели третьей квартиры беспробудно читали, общаясь друг с другом довольно эпизодически и неряшливо. И на меня, когда-то появившегося в квартире, не обратили вообще никакого внимания. Книжные полки там были везде, не исключая, разумеется, и туалета. Во всём этом, возможно, можно было бы увидеть хорошее начинание, если бы не то, что там читали. Тысячи и тысячи растрёпанных покетбуков с романами Барбары Картлэнд, Дарьи Донцовой, какие-то бесконечные сериалы про попаданцев, какое-то дешёвое стотомное фэнтэзи с драконами и девственницами.
Скоро я заменил, что присутствие в доме кого-то нечитающего вызывает у местных агрессивное беспокойство, - я посчитал нужных ухватить с ближайшей полки какой-то роман. Оказалось, Маринина, «Чувство льда». Я громко и торжественно причитал аннотацию: «Об убийстве и других криминальных историях в окружении двух рано осиротевших братьев-близнецов», - все разом успокоились, отвели от меня глаза, снова погрузившись в своё чтение.
Окончание последует