Зеваки из дальних стран, разгуливающие по Парижу и бормочущие «Увидеть Париж и умереть», чаще всего понятия не имеют, что большая часть застройки центра города уже полтора столетия оценивается, по меньшей мере, «кошмарной». Это плоды так называемой «османизации» эпохи Второй Империи. К туркам сия «османизация» не имеет никакого отношения – фамилия префекта департамента Сена барона Османа пишется, как Haussmann, проще, Хаусманн. За время его бурной деятельности 60% недвижимости Парижа было, мягко говоря, «реорганизовано», то есть полгорода снесено и отстроено заново. Классическая типовая застройка времён Луи Наполеона. Может быть, внешне получше, чем типовая застройка времён социализма, на самом же деле та же попа, только в профиль.
*
Но, знаете ли, привыкли. И то, что полтора века назад безапелляционно называлось безвкусным и пошлым, нынче романтизировано и вполне даже эталонно.
*
Мы привыкаем ко всему. То, что полвека назад было социально неприемлемо, нынче обыденность. То, что совсем недавно было безусловно нравственным, нынче осмеяно и заплёвано. Невольно вспоминается та самая лягушка, посаженная в плошку с холодной водой, постепенно подогреваемую до той температуры, когда несчастная попросту сварится. Я не знаю, насколько подобные истории с холоднокровными соответствуют действительности, но образ хороший.
*
Tempora mutantur, et nos mutamur in illis*. Какая прелесть. Наступило время мутантов, пора и нам превращаться в мутантов**. Меня неизменно умиляют реплики в контексте заявленной темы: «Надо следовать в русле времени», «Мы должны идти в ногу со временем», «Кто не успел, тот опоздал». За неимением идеи Бога абсолютизируется всё, что угодно: кошки, собаки, телефоны, машины, сеть, суси, pussy, dicky, время.
*
Время, которое никто никогда не видел, не ощущал, не щупал, не кусал, время, которого в природе не существует, которое является квинтэссенцией немощи человеческого разума. Оно абсолютизировано, причём так уж забавно: у нас в голове одновременно существует идея времени-убийцы, времени-пожирательницы жизни, - и идея времени всепобеждающего, времени-цветения, времени-вечного торжества непонятно каких радостей. Так время – одно, или существуют два разных времени, одно - хорошее, другое - плохое? И какому из них мы будем поклоняться?
*
Плавая в плошке с придуманным нами временем, которое прилежно подогревается снизу, мы год за годом несём какую-то чушь, в том числе, например, про то, что надо учитывать веяния времени. Какие веяния? Откуда они пожаловали? Кто их придумывал и зачем? Почему их надо учитывать? В чём состоит (скажем, для меня) насущная потребность согласования с этими долбанными веяниями?
*
Новые веяния – это драные джинсы, которые чуть не десяток лет носило пол-мира. Единственное разумное оправдание этих штанов, услышанное мной: «проветривает некоторые части тела». Ну, ладно, ещё социально-протестный контекст: я ношу драные джинсы за всё хорошее против всего плохого. Если же протест не раздирает грудь, да и потребности проветривать некоторые части тела нет, что остаётся? Остаётся только это: «Я поклоняюсь Крону, он же Хронос, пожиратель своих детей, оскоплённый Зевесом».
*
Ну, да, «я поклоняюсь тени своего бытия, проекции себя, любимого, вот на эту стену, я называю эту тень «временем», я должен на неё походить, соответствовать ей. Она плоская, и я уплощусь камбалой небывалой, буде она кривая-косая, и я буду кривой-косой, растает она – сгину и я».
*
Мы привыкаем ко всему. Но стоит иной раз башкой потрудиться: много ли из всего этого «всего» доброго семени? - При малейшем рассмотрении изумимся: да почти ничего и нет.
*
Мы сидим на огромной горе из песка и ёрзаем филеем. Если кому-то кажется, что эти движения возносят нас к высям горним, он очень ошибается. Мы всего лишь сползаем вниз. Вот это оно и есть. Новое время. Качественно новый уровень сползания. Для того, чтобы замедлить процесс, мы можем лишь меньше ёрзать, но не на тех напали. Мы ёрзаем всё более живо и непосредственно. Как дети, право. И строим планы: как мы устроимся там, в прекрасном далёко, внизу, где сползать уже некуда?
*«Времена меняются, и мы меняемся вместе с ними»
** Мой весьма вольный перевод.