Некто Нафталан Нафталанов решил поставить сожаление на научную основу.
Ну, по крайней мере, сделать сожаление наглядным, а там, глядишь, найдётся и какой-никакой алгоритм.
Нафталан взял большой лист ватмана с целью рисовать на нём маленькие вилки. Он решил начать с какого-то более-менее вменяемого возраста. Скажем, с первого класса.
Оттого первая вилка была таковой: Нафталана записали в первый «В» класс, а ему очень хотелось в «Б», потому что там учительница была посимпатичнее и повеселее. Ах, как сложилась бы его жизнь, если бы его записали в первый «Б»! Весёлая и симпатичная учительница, иные одноклассники, иные друзья, иные нравы, всё-всё-всё было бы иным.
Следующая вилка была не менее серьёзной; в первом же классе Нафталан влюбился в девицу Гюзель, та же на него никакого внимания не обращала и даже публично назвала «недоразвитым». А вот если бы Нафталан влюбился в Айгуль, вся жизнь бы его сложилась совсем иначе. Ибо рана, которую нанесла ему Гюзель, не заживала целых два года, и лишь ко второй четверти третьего класса любовь вновь вспыхнула в его сердце. Но драгоценное время всё же было упущено.
Третья вилка – это настигшая Нафталана близорукость и все последующие годы, прожитые с клеймом «очкарика», «профессора», «четыреглазаиниводномсовести» и т.п. Дело, конечно, в наследственности, предрасположенности, каких-то иных факторах, но ведь могло случиться иначе – о, какой радужной была бы его жизнь без этой городьбы на носу!
Четвёртая вилка состояла в том, что он был «учительский сынок», пуская мама его работала в другой школе, но всё же всем было известно, кто он таков. Тому приходилось соответствовать, отличаться примерным поведением, прилежанием, быть отличником, октябрёнком, а впоследствии и пионером. Ах, как бы было славно, если бы его мама была простой штамповщицей на заводе «Сибэлектромотор», сколь тяжкий груз пал бы с его плеч, сколь внутренне свободной и независимой личностью он стал бы, чуть лишь повременя!
*
За три недели изысканий Нафталан добрался до четвёртого класса. К первому листу ватмана пришлось приклеить ещё десяток, ибо число вилок становилось угрожающе огромным, они вырастали даже там, где, казалось бы, им и не пристало. Нафталан с унынием осознал, что дальнейший их поиск и регистрация скоро перерастут в дурную бесконечность. Кроме того, (и это более всего вселяло уныние), становилось понятно, что за всю свою жизнь Нафталан Нафталанов не совершил ни одного выбора (по своей ли воле, силою ли обстоятельств), который его устраивал бы. Даже женитьбы на упомянутой Гюзели в возрасте двадцати пяти лет завершилась затяжным и мутным мужским позором в возрасте тридцати двух лет.
*
Сказать по чести, Нафталан теперь понятия не имел, что со всем этим делать. Деградация воли возобладала в нём, он потерял всякое представление о том, что делать при появлении на горизонте очередной вилки. Оттого, скажем, даже мысли о самоубийстве, то и дело мелькавшие в его голове, были абсолютно бессодержательны и пусты.
*
Как-то взял он, да и пропал. Вероятно, никуда он не делся, где-то здесь, но упорное нежелание натыкаться на вилки сделало его невидимым для тех, кто с завидным прилежанием ежедневно и ежечасно продолжает заниматься этим.