Моя первая жена работала в аптеке. Она готовила рецептурные формы, запиралась в стерильном боксе и мудрила с какими-то банками-склянками. За этим процессом можно было наблюдать даже с улицы, потому что «стерильный бокс» - это всего лишь комната с окном, выходившим на проспект Кирова.
К работе своей она относилась весьма ответственно и щепетильно, несмотря на то, что получали аптечные работники сущие гроши. Да и мне казалось, что да, работа важная и требующая довольно специфических деловых качеств.
Но вот однажды то ли конфликт у них там какой-то приключился, то ли что-то ещё, однако жена вдруг разоткровенничалась. Мы возвращались домой после её второй смены, часов в десять вечера. И покуда от площади Дзержинского до Томска-1 дошли, я узнал очень много интересного.
Оказывается, студенты медицинских ВУЗов и училищ ещё на первом курсе дают клятву о неразглашении главной тайны фармацевтики. Причём за нарушение этой тайны могут последовать самые серьёзные репрессии.
А тайна простая – никаких лекарственных средств не существует. Если лишь множество разновидностей плацебо. Таблетки - прессованная сода с различными привкусами, от мятного до хинного. То же самое с мазями, линиментами, пилюлями, суппозиториями, суспензиями, экстрактами, отварами, каплями, саше.
И вот сидит она в стерильном боксе, и придаёт, скажем, водопроводной воде соответствующий вкус и цвет. По рецептурной книге, разумеется. Но рецептурная книга не делает эту жидкость лекарством, а лишь придаёт ей товарный вид, соответствующий представлениям профанов о том, как должна пахнуть и какого цвета должна быть конкретная микстура. Но к каждой таковой жидкости или таблетке прилагается бумажка, на которой чёрным по белому написано, какое действие должно оказывать это вещество на больного.
Нет, конечно, я знал, что такое плацебо, но сам факт того, что плацебо – это всё, что раньше я принимал за некие чудодейственные препараты, меня потрясло.
В последующие дни я много размышлял над тем, что мне открылось. И стало понятно, в частности, что не существует никакого алкоголя. Есть бутылки с жидкостями, обладающими прегадким вкусом. К бутылкам прилагается массовая убеждённость в том, что, выпивая эти жидкости, ты обязательно опьянеешь. Вот и вся технология. Классический пример ноцебо. Причём всё это так укоренилось в сознании людей, - столетиями, тысячелетиями повторений, - что даже если кто-то, выпивая сто пятьдесят грамм водки, будет твердить, что это просто вода, всё рано почувствует вполне «адекватный» эффект. Главную роль в данном случае играет упомянутый противный вкус. Удалите его – и никакого эффекта опьянения не станет.
Безусловно, это касается и наркотических веществ, - но тогда про их существование я знал лишь по каким-то книгам.
Косвенное подтверждение идеи пан-плацебо можно разглядеть в поведении людей, у которых спрашивают мнение о чём-либо - о кинофильме, о вкусе еды, о красоте женщины – а они ещё не успели выяснить мнение на этот счёт у того, кто, по их мнению, является вполне авторитетным. О, как они плавают, как они мычат и не говорят ничего, в чём можно было бы обнаружить мнение… Но дай им сделать условный «звонок другу», как тут же появляется блеск в глазах, металл в голосе, безапелляционность и уверенность в произносимых суждениях.
Но это куда ни шло. Кинофильм, вкус еды, женская красота - явления вполне привычные, они посюсторонни и не вызывают эмоций экстремального порядка. А вот что делать с теми событиями или факторами, которые не вписываются в план повседневности?
Вот письменный стол. Вы подходите к нему и видите некий светящийся шар размером с апельсин. Он катается по столу по очень сложной траектории и мерцающе переливается. В воздухе стоит очень сильный запах, но определить, на что он похож, не представляется возможным. Чем ближе вы подходите, тем явственнее в вашей голове звучит фраза «Купила мама Гоше новые галоши». Подойдя вплотную к столу, вы чувствуете, что ваша голова скоро разорвётся от воплей внутри неё.
Как относиться к подобному экспириенсу? Как реагировать? У кого спрашивать мнение? Да никак и ни у кого. Чаще всего вы опрометью бежите прочь, оказываетесь подальше от упомянутого стола и заводного апельсина. Потом же происходит совершенно замечательное. Некий eraser в вашем сознании стирает всё, что связано с происшествием. Через пять минут вы не помните ровным счётом ничего. Вернее, на место апельсина и Гоши ставится заплата, некое ложное воспоминание: например, вам помнится, что с 17.00 до 17.15. вы парились в бане. Баня – нелепа, но посюстороння, потому, несмотря на несуразность воспоминания, она вам устраивает.
Теперь представьте себе, что ваша память процентов на тридцать состоит из подобных заплат. Остальные семьдесят процентов – это упомянутое плацебо. Моя первая жена взяла с меня самую страшную клятву, что я никогда и никому не расскажу то, что мне открылось. Но нынче я почему-то решил, что срок давности клятвы истёк. Как-никак, тридцать три года.
