
Josef Sudek (1896 - 1976) - Vikářská ulička, Прага, около 1935.
Летний зной плюс полное безветрие порождают физическое ощущение того, как миллиарды фотонов, эдакие крошечные шарики, пролетев миллиарды километров, со всего маха стучат по твоей голове и, передав ей всю свою энергию, обессиленные, замертво падают на землю. Они, по всему видно, хотели, как лучше, но, подняв руку и прикоснувшись к своим волосам, понимаешь, что ещё чуть-чуть, и твоя голова самовоспламенится.
Поднять голову и посмотреть в небо практически невозможно: там пылает эта термоядерная установка, а, помимо неё, ничего больше: белёсое небо, плоское и неуловимо схожее с крашеной стенкой затрапезного школьного спортзала.
Потому смотрим под ноги, благо, там наша собственная тень. Она ясная, резко очерченная, и, наблюдая её, невольно радуешься определённости своих очертаний. Вот это – ты, а, что помимо, уже не ты.
Дело идёт к вечеру, солнце понемногу прекращает ковровую бомбардировку своими частицами, твоя тень удлиняется, и, что характерно, контраст её становится всё более сомнительным. Пока ещё можно повторить недавнее: вот это – я, а что помимо, не я. Но уже не так уверенно.
А потом наступает время между волком и собакой, и твоя тень пребывает в длительной агонии, всё более размываясь, смешиваясь с непонятными пятнами и разводами, и так до той поры, покуда не включат уличное электричество.
Тень снова оживёт, но она обретёт самые странные качества. Например, если вы идёте по тёмному переулку, а за вашей спиной вдруг проедет машина, свет её фар внезапно удлинит вашу тень на десятки метров, а если на вашем пути встанет многоэтажный дом, то ваша тень вдруг превратится в угрюмого безобразного монстра, очертанием головы дотягивающегося чуть ли не до верхних этажей здания. Это будет мимолётно, машина проедет, и за какую-то секунду монстр выродится в карлика, который тут же и вовсе будет погребён во тьме. Но, согласитесь, подобные метаморфозы впечатляют.
Когда-то я представил себе прозрачную Землю и некий внутренний огонь, пылающий у нас под ногами. Солнце же я себе представлять не стал. И вот, идя по прозрачной земле, я время от времени останавливался бы и поднимал голову: в небе, как на бескрайнем экране, я наблюдал бы свою тень, непредставимо огромную, но почти бесформенную, с неясным, размытым контуром. Я поднимал бы руку, махал ею и только так опознавал, что это чудовище в четверть неба – это, собственно, я и есть.
Нам очень часто необходимо махать рукой самим себе, - иначе не поймём, мы ли это, или нечисть какая, или, напротив, Ангел-Хранитель, хоть как-то пытающийся уберечь нас от солнечного удара.