Много лет тому назад по закрытому городу Томск-7 (он же – Пятый Почтовый, он же – нынешний Северск) поползли странные, пугающие слухи: будто бы стали исчезать дети. Такого рода толки довольно часто будоражат умы людей, но в данном случае, - и я подчёркиваю это, - речь идёт о городе с очень строгим пропускным режимом; его жители до сих пор, пусть несколько необоснованно, гордятся внутренним спокойствием и почти полным отсутствием криминогенной обстановки. Тем более пугающи были слухи об исчезновениях.
Уж коли они касались детей, то дети и стали самыми активными информационными агентами. Именно в их среде бурлил поток самой разноречивой информации о таинственных исчезновениях. Сразу оговорюсь: ни имён, ни фамилий несчастных жертв мне ни разу не удалось услышать. Однако вполне возможно, что похититель специально выбирал себе жертв без имён и фамилий, тем самым будто бы никого и не похищая? Сложно ответить на этот вопрос.
Пришла пора и городским органам внутренних дел заинтересоваться циркулирующими в обществе слухами; нашлись дальновидные сотрудники, которые стали собирать и классифицировать информацию, касающуюся столь болезненной для города темы. Не прошло и полугода, как на стол начальника Городского управления милиции легла весьма увесистая папка – результат сложнейшей аналитической работы десятков рядовых сотрудников и офицерского корпуса местных блюстителей порядка. Полковник Северянин, – а именно так звали шефа местного УВД, - не один вечер и не одну бессонную ночь потратил на изучение этой папки. И вот что он узнал:
1. Ощущение опасности, пусть слабо проявленное, но всё же явное, дети испытывали при появлении в поле зрения неких подозрительных стариков в инвалидных колясках на ручной тяге (это, знаете ли, два таких рычага по бокам коляски с ручками, как у старых утюгов; конструкция с виду неманевренная, малоподвижная, но, может быть, именно на это – «с виду», и рассчитывал маньяк?).
2. Таковых колясок и прилагаемых к ним стариков в городе насчитывалось всего 6 человек. Легко сказать – «Всего!» Ведь только один из них был реальным преступником, остальные же, думается, были либо слепыми исполнителями его воли, либо банальными двойниками. Итак – кто же из них?
3. Все известные на тот момент улики явно указывали на старика в инвалидной коляске с розовым чехлом. Даже косвенно подозрение пало именно на него: согласитесь сами, цвет чехла вызывающе непрактичен. Исходя из этого, сама собою напрашивалась мысль: эта и именно эта коляска не использовалась постоянно, как средство передвижения, а служила всего лишь орудием преступления.
4. Дети уверяли также сотрудников милиции, что в арсенале инвалида в розовой коляске имеется множество сложнейших устройств и механизмов, целью которых было заманивание детей в те или иные тихие и уединённые места (впоследствии выяснилось, что таковым местом, излюбленным негодяем, был подземный общественный туалет в городском парке; невыясненным до конца осталось, как инвалид мог сам, без помощи других людей, на коляске, спускаться вниз и подниматься наверх? Возможно, он принуждал к этому своих несчастных жертв). Но вернёмся к устройствам. Самым простым из них было зеркало заднего вида, установленное на кресле. На самом деле это был хитроумный фотоаппарат, с помощью которого мерзкий старик в то время, как якобы стоял в очереди за хлебом, выискивал и фотографировал своих предполагаемых жертв. Дети давно уже приметили это весьма нелепое ретро-зеркало, – то ли неприметные вспышки во время съёмки, то ли что иное подвигало их к осторожности. Но как только в голове ребёнка мелькало лишь подозрение в том, что неуловимый объектив зафиксировал их, он опрометью бежал домой, для того, чтобы тотчас же переодеться и стать неузнаваемым для извращенца. Ещё одно верное средство идентификации: ежели к старику из торгового зала выходила продавщица и подавала ему свёрток с салом, дело верное, точное, – это ОН: таким образом, наверняка, при помощи жира, он прямо там, в хлебном магазине, проявлял фотографии, для того, чтобы, возможно, насытить свою изуверскую фантазию и заняться составлением плана очередного похищения.
5. Старик часто оборачивался сорокой. Та появлялась внезапно, ниоткуда, причём без всякой инвалидной коляски (Но если старик – инвалид, то и сорока должна быть таковой? Нет, вряд ли: ведь у старика были бессильны ноги, но не руки. Согласитесь, что у птиц именно крылья являются аналогом рук. Да и можете ли вы представить себе такую крупную птицу, у которой под хвостом прикреплено что-то вроде маленькой инвалидной коляски? Милиция сразу бы обратила на это внимание, и маньяк давно бы уже занял место либо в клетке, либо на скамье подсудимых). Любое дитя, увидав сороку, всенепременно должно было особым образом помахать рукой (как именно, - не буду уточнять, ибо, если это станет достоянием гласности, злоупотребления неизбежны). Только лишь после означенных пассов, и лишь только в этом случае сорока в смятении улетала прочь, даже не пытаясь превратиться в одночасье в зловещего старика в инвалидной коляске.
6. С огромным облегчением вздохнул однажды весь город: какой-то местный мальчик, побывавший по путёвке выходного дня в соседнем Томске, рассказал своим родителям, учителям и одноклассникам: маньяк опознан и обезврежен. На центральном томском рынке этот премерзкий дед, притворяясь ветераном 1-й Империалистической войны, кем он, как позже выяснилось, и являлся, торговал ветками облепихи, которые, как позже выяснилось, были ветками смородины. Разоблачили его случайно: перевернули коляску, а на днище её увидели страшную даже по нашим временам надпись, сделанную цветными мелками: «Смерть советским детям!» Старика, как говорят, долго били томские подростки, коих на рынке всегда немало. Но ни стона, ни тени страдания не услышали и не увидели они. Лишь мутноватый старческий взгляд из-под густых бровей, лишь беззубый говорок: «Нишево, нишево, я ужо попозже натешуся!»
7. Однако чехол инвалидной коляски этого человека был интенсивно сиреневого цвета. И поэтому ночи полковника Северянина были по-прежнему одинокими и бессонными.
Он решил поручить оперативную разработку дела лейтенанту Кондулайнену. Обстоятельства, которые подтолкнули его к этому, просты и трагичны: лейтенант был инвалидом детства, и от рождения мог передвигаться лишь с помощью инвалидной коляски с пунцовым чехлом. К тому же он был круглым сиротой, и в случае его гибели некому было бы оплакивать потерю. После краткого вводного инструктажа Северянин предложил такой план действий: Кондулайнен, переодевшись в женскую одежду, на своей коляске должен был круглосуточно находиться в общественном туалете в городском парке. Рано или поздно маньяк должен был обратить на него внимание и вступить в контакт.
Лейтенант приступил к выполнению задания. Никто не ожидал скорых результатов, и потому месяц за месяцем полковник Северянин спокойно воспринимал краткие реляции: «Пока ничего». Однако на второй год пребывания теперь уже старшего лейтенанта в служебной командировке полковник стал проявлять признаки беспокойства. Однажды, прогуливаясь по парку, он спустился в муниципальное отхожее место, чтобы проверить, как Кондулайнен справляется с порученным заданием, а заодно и отлить после обильного пивного застолья с местными информаторами, попросту, - «стукачами» из криминальной среды.
Кондулайнен был на месте. Пристроившись в уголке, рядом с разбитым писсуаром, он спал, но как только полковник тронул его за плечо, тут же очнулся и отрапортовал: «Пока всё чисто, господин урядник!» Полковник насторожился: какой такой урядник? Что это за лексикон околоточного надзирателя начала века? Но вида не подал, сделал всё, что было нужно, и ушёл. На следующий день он потребовал личное дело старшего лейтенанта Кондулайнена. Когда он открыл первую же страницу, ему стало не по себе: в графе «год рождения» значилось, - «1878 г.»
Так значит, он не инвалид детства! Это глубокий старик, который выдавал себя за молоденького милиционера! Первый шок от открытия сменился ликованием: дело было за малым. На следующий день Кондулайнен был арестован, и вскоре во всём признался: оказывается, у его инвалидной коляски имелся комплект сменных чехлов, один из которых был, вне всяких сомнений, розовым. Экспертиза окончательно и бесповоротно идентифицировала цвет.
Полковник Северянин был премирован путёвкой во всесоюзную детскую здравницу «Артек», где впал в детство и с тех пор находится на попечении своей двоюродной матери.
Старик Кондулайнен вскоре был отпущен под подписку о невыезде: дело застопорилось, ибо дети так и не были найдены. А, как известно, «нет трупа, - нет и преступления».
Вскоре он трагически погиб, попав под колёса своей же инвалидной коляски. Зловещий символ: за день до этого он в очередной раз сменил цвет чехла на розовый.
P.S. Этот текст датируется 2000-м годом, именно тогда его основные сюжетные линии были доложены мне одною доброхоткой, обитательницей упомянутого города Северска. Она же, в свою очередь, изложила мне легенду, бытовавшую среди детей и подростков упомянутого атомграда. Понятно, что немало из того, что прочитано Любезным Читателем, является моими домыслами, но очень многие моменты вполне оригинальны. Вряд ли Читатель догадается, какие именно, слишком уж неуёмна и иррациональна детская фантазия. Но кое-что подскажу:
Я понятия не имею, были ли вообще какие-то чехлы у инвалидных колясок, как они выглядели, как были окрашены. То есть это аутентичная информация.
Инвалид, обёртывающийся сорокой, продавщица, выносящая инвалиду пакет с салом, зеркало-фотоаппарат – это тоже нее мои выдумки, это всё дети Северска.
Легендарная надпись мелками «Смерть советским детям!» - ну, при всём желании я не смог бы выдумать такого чумового сюрреалистического сюжета.
Так что по сравнению со всем перечисленным мой лейтенант Кондулайнен – так, погулять вышел.