У Иванова был шрам чуть выше макушки, сантиметрах в десяти. В детстве случился с ним несчастный случай, ранение, но не в тело, а в ауру. Так и повелось, что шрам будто в воздухе висит. Жена Иванова, Иванова, до поры терпела, а потом однажды говорит: сходил бы ты, что ли, к пластическому хирургу, а то страшно на тебя смотреть. Чего же страшно, отвечает Иванов, если я всё время в шапке хожу, чтобы шрам прикрыть? А то и страшно, говорит Иванова, что ты всё время в шапке. Никакого эротического настроения с тобой. И была бы шапка хороша, быть может, я бы ничего. А эта кроликовая, драная, молью траченная, которую ты, помнится, ещё в школе носил, то есть ни в какие ворота.
Подумал Иванов, и пошёл к пластическому хирургу. Пришёл, шапку снял, говорит: можете убрать, а то жена ругается? Пластический хирург (звали его Ёксель) посмотрел, подивился, и говорит: нет, ничего не получится. Если бы он на теле был, я бы, конечно, помастерил. А этот в воздухе висит, - как я его уберу?
(Я хотел написать дальше: «Тогда заплакал Иванов и пошёл, куда глаза глядят». Но подумал, и писать такого не стану.)
Тогда заплакал Иванов и пошёл к мастеру по ремонту ауры. Пришёл, шапку снял, говорит: можете убрать, а то жена ругается? Мастер (звали его Быча) посмотрел, и говорит: убрать могу, только предупреждаю, что то самое детское ранение в ауру определило всю твою дальнейшую судьбу. А вот уберу, и кто его знает, чем это обернётся. Иванов подумал, и говорит: давай попробуем.
Мастер по ремонту ауры взял какие-то воздушные инструменты и за пять минут управился: шрама как не бывало. Иванов его поблагодарил, денег насыпал и пошёл домой. Но по пути стал замечать, что исчезает: ноги тоненькие и почти невидимые стали, руки тоненькие и прозрачные стали. Иванов остатками разума понял, что вот, случилось, судьба его меняется самым неожиданным и печальным образом. И побежал обратно. Мастер усмехнулся, шрам из спирта достал, надел обратно, половину денег вернул.
Иванов побродил по городу, ожидая, когда ноги и руки вернутся обратно, а после пошёл домой. Жена стала ругаться, но Иванов ей всё, как было, рассказал, и жена успокоилась. Потом посидела, подумала, куда-то ушла, часом позже вернулась с новеньким малахаем. Иванов спрятал кроликовую шапку в свой школьный сундук, надел малахай и пошёл хвастаться.