О тебе вот, Пантеон, пишут, будто ты написал новую музыку к вагнеровским «Нюрнбергским мейстерзингерам». Что, дескать, старая музыка тебя не волнует, струн души не колеблет, а сама опера-де очень хороша. И, отыскав оригинальное либретто, ты в три недели написал всё, как тебе надо, и вроде бы собираешься везти всё это своё на Bayreuther Festspiele, ну, на Вагнеровский фестиваль в Байрёйте, что в дикой стране Бавария.
Теперь я тебе расскажу, почему мне твоя затея не по нраву.
Местные баварцы народ вздорный и на Вагнера смотрят как ты, скажем, на старушку Джину Лоллабриджиду. И ежели ты выйдешь к дирижёрскому пульту, палкой постучишь, а после польётся не их излюбленная, запиленная донельзя музыка, а новаторская и прекрасная, как утренний туман над твоим любимым Пироговским водохранилищем, то баварцы могут заорать «Нет, нам такого не надо, давай нашу, родную!»
А какие-нибудь изуверы из здешних могут к тебе подбежать и за фалды фрака твоего, взятого напрокат в цыганской синагоге на улице Семашко, что недалеко от твоего местообитания, так вот, за фалды фрака стащить в зал и неуместно попинать. И никто тебя защитить не сможет, только что местный консул наш, но он человек мнительный и за себя держащийся, он тебе не то, что не поможет, он, быть может, сам подбежит и лишний раз пнёт.
И вот что? А то, что и оперу не сыграешь, и бит будешь, и в газетках про тебя что попало напишут и нарисуют. Вполне возможно, партитуру конфискуют, а это значит, тебе либо заново писать, а это лень, либо забросишь ты это дело и, умываясь слезьми, улетишь на авиетке домой, на хладные брега Пироговского водохранилища.
Теперь же я тебе скажу, почему я тебя всемерно поддерживаю.
Надо, надо ломать стереотипы даже таких закосневших в своём баварстве дикарей, как те, что тебя за фалды. Надо, неустанно надо внедрять в среду этих готтентотов образ идеального, чуждого для них и непонятного, но без которого они нисколько не потомки Ганса Сакса, а так, черти на резинке. Тем паче, я же прекрасно себе представляю, как ты можешь вот это:
«На берегу реки Пегниц собрались чуть ли не все жители города. С яркими флагами и хоругвями идут колонны мастеров. Каждый цех поёт свою песню. Молодежь устраивает танцы и игры».
С твоею фантазиею и парадоксальным складом ума у тебя река Пегниц вскипит, и из недр её выкатится танцевально-певческая машина в форме заморского Ктулху, оседланная неунывающим Вальтером Штольцингом. Я вижу это, я немею от одного только предвкушения этого явления. И рёв пятисот диджериду совместно с согласным пением восьмисот раблезианок-девственниц, небольшой группой стоящих в отдалении сцены.
Любой нормальный человек, прозрев все твои новаторские замыслы, вскричал бы только Hochspannung! – и затрясся нервически и упоённо. Но косность и леность рода человеческого приучают к невосприимчивости к любым инновациям и потворствуют гибельным денервациям ума и совести.
Я предлагаю тебе действовать не мытьём, так катаньем. Не едь ты разом на этот фестиваль, плетью обуха не перешибёшь. Втирайся потихоньку. Наладь выпуск детских игрушек, которые при нажатии на них пищат какие-то важные ноты из твоего сочинения. Навяль какую-нибудь арию для исполнения нашей любимой группе Kraftwerk, пусть потихоньку поют и приручают общественное мнение к твоему нехладному гению. Сам покатайся по Баварье дикой, в гостиницах и на биваках представляясь будто бы аватарой Вагнера. Вот так, путём малых дел, за пять-семь лет ты сможешь подготовить местных к восприятию твоего шедевра, а там уж, когда каждый младенец с твоими песенками на устах будет исторгаться на свет, тогда можно и в Байрёйт.