Всё началось после того, как через село душным июльским полднем прошёл батальон пехотинцев. Все местные высыпали на улицу, посылали солдатам и сержантам воздушные поцелуи и бросали платки. Батальон прошёл, все повздыхали, дескать, вот это жизнь, не то, что мы тут в грязи копаемся. На этом вроде бы всё и успокоилось.
Но по утру случилось непонятное. Жена Африкана Ненашева с чудны́м именем Пруде́нсия встала было, подошла к зеркалу, и обнаружила, что за ночь у неё выросли пышные усы. Совсем ополоумев, она стала бегать по избе и причитать, дескать, сглазили, сглазили. Африкан, увидев такую красоту на лице жены, тоже чуть умом не тронулся, потому толковал одно и то же: как такие усы могли за ночь вырасти? - будто ответ на этот вопрос всё бы и решил.
Пруденсия подняла такой шум, что вскоре ко двору Африкана собралось чуть не всё село, требовали, чтобы вышла и показала эдакое чудо. Пруденсия вышла, показалась, но обывателей всё это так развеселило, что опозоренная бедняга бросилась в дом и потребовала от мужа, чтобы сбрил.
Африкан настрогал хозяйственного мыла, нагрел воды, поточил бритву и в пять минут сбрил жене эти самые усы, попутно дивясь их густоте и толстому волосу. Казалось бы, на этом и весь рассказ. Да нет.
В тот самый момент, когда Африкан сбрил жене зловредные усы, они каким-то невероятным образом буквально в одну минуту выросли у трёхлетнего соседского пацана Нечая. Когда это обнаружилось, и там, у соседей началась беготня и вой. Кроме того, прибежали к Пруденсии, обнаружили, что та теперь безуса, и в свою очередь обвинили её и Африкана в сглазе. Отец Нечая, Пров, даже саданул Африкана промеж глаз, и уже завязалась нешуточная свара. Однако староста села Досифей Ёкович успел разнять, после чего пустился в расспросы.
Дело закончилось тем, что пошли к соседям, настрогали хозяйственного мыла, нагрели воды, ну, и так далее. Побрили Нечая, и только мыльную воду с остатками усов вылили в помои, услышали вопли и шевеление через два дома.
Выяснилось, что усы снова переселились, теперь на лицо домовладельца Наума Картавого. Тут такая тонкость: Наум и сам по себе был усат, потому усы вылезли у него на лбу, над бровями, что очень его расстроило.
Долгая это история, скажу я вам. Проще объяснить, что усы сбривали все, кто мог, но они тут же выскакивали не пойми где, не разбирая лиц, возраста и иных особенностей. Казалось бы, ерунда, ну, усы, раз, и нет.
Но вот тот же Африкан после этой истории к жене охладел совершенно, - всё ему чудилось, что она с усами, и потому спать стал отдельно.
Усы обошли всё село на три раза, и окончательно подорвали старые устои и порядок, - я и говорю, ерунда какая-то, но эта ерунда, как неправильно выросшая ресница, многим жить не давала. В конце концов, когда усы оказались на лице сорокалетней беспутной и пьющей бабы, жившей на окраине села, всем обществом к ней явились и умоляли: не сбривай, мы тебе каждый день четверть самогона, мы тебе закуски и что надо по хозяйству, только не сбривай.
Та подумала и согласилась. С тех пор усы кочевать прекратили совершенно. Только теперь другая беда: баба та теперь требует добра и денег непомерно, поднялась, пить бросила, отстроила себе новый пятистенок, скотину завела, то есть села на шею общине и погонять норовит.
Так что все в недоумении, а слышатся и голоса, чтобы побрить нахлебницу, пусть усы и дальше гуляют, не то с такой наглостью эта усатая бабища всё село по миру пустит. Пока думают.