Никита возвращался в родное село, благополучно завершив свой отхожий промысел. Уже на подъезде к селу он заметил что-то неладное. Местный мужик, живший через три дома от Никитиного двора, ползал на четвереньках по своему огороду и жрал картофельную ботву. Никита было обратился к нему через изгородь: ты чего делаешь, Досифей? – но тот лишь зыркнул на Никиту совершенно безумным взором и продолжил жрать.
Озадаченно крякнув, Никита дошёл до своего двора и отворил калитку. Пройдя шагов пять, он увидел, как трое его сыновей пяти, девяти и четырнадцати лет, ползают по двору всё на тех же четвереньках, по всей видимости, изображая кур. Время от времени они наклоняли головы и носом тыкались в землю, вероятно, находя там что-то похожее на корм. Совершенно ошалев от такого зрелища, Никита бросился в избу, чтобы у жены узнать, что же тут приключилось?
Жены не было, вместо неё на полатях возлежала стельная корова Майка. Увидев Никиту, она несколько смутилась, после же вдруг сказала: «Ты не волнуйся, Никита Яковлевич, хотя как тут не волноваться…» Никита, услыхав густой женский голос из уст коровы, совсем расслабился и осел по стене. Однако Майка, помолчав, продолжила говорить, и рассказала она много странного.
Например, то, что приключилось это уже больше недели назад. В село пришёл какой-то колдун, и то ли ему кто-то пить не дал, или слово грубое сказал, только этот старик хлопнул оземь палкой своей, и после того сразу все люди одичали, заблеяли, замычали, заквохтали, скотина же, напротив, вдруг обрела разум, заговорила по-человечьи и стала быстро развиваться.
На вопрос Никиты, где же жена его, Таисья, Майка сказала, что в стайке. Никита пошёл в стайку и действительно увидел там жену, стоящую на карачках и лижущую огромный валун соли, отполированный языками ещё в бытность неразумия скотины. Никита попытался с ней заговорить, но скоро понял, что дело пустое. Таисья мычала, чесала весьма нечистый зад об стенку и не выказывала никакого желания разговаривать с мужем.
Покинув стайку, Никита прошёлся по двору, с каким-то отчаяньем наблюдая разговор своих собственных кур, которые, сидя на пороге открытого курятника, обсуждали поползновения Никитиных сыновей. Куры говорили тоненько и почему-то картавили. Когда Никита к ним приблизился, они хором поздоровались и, как могли, посочувствовали.
Тут подоспели и овцы, числом до десятка. Также поздоровавшись, они вступили с Никитой в разговор о том, что же со всем этим делать и каково себя вести Никите.
А что с этим прикажешь делать? И каково себя вести? Сыновей Никита загнал в сарай, где держал сельский инвентарь, смотреть на то, как они ползают и тыкаются носами, было совершенно невыносимо.
Овцы же вполне разумно рассудили, что без него им пропадать. Покуда лето, есть корм, а что зимой? То есть надо косить траву и заготавливать её столько, сколько хватило бы до поздней весны. Свиньи, им немного попроще, они всеядные, но откуда они в одичавшей деревне найдут себе столько жратвы?
Так уж всё разом рухнуло и так уж упало прямо на голову несчастного Никиты, что он несколько дней не мог придти в себя, дико взирая на обывателей родного села, ползающих, скачущих и орущих дикими голосами.
Да и Майка, уж на что разумная стала, но угадила всю горницу, так что Никита однажды целый день отдирал всё это добро от половиц и вывозил на огуречные гряды.
Закончив с этим, он вдруг решительно сказал: «Что, пойду в город за врачами… Хоть что-то ведь надо делать?» Он понимал, что толку от них будет немного, но вот это «что-то надо делать» было неуклюжим спасением от надвигающегося безумия.
Соседский жеребец Малюта вызвался довезти его до города. Никита довольно неумело запряг его в телегу, при этом Малюта как мог, подбадривал и подсказывал, что следует делать. Поутру и тронулись.
Провожало Никиту и Малюту всё село, - тут тебе и собаки, и бычки, и тёлки, и овцы, и свиньи, и индюки с петухами. Соседская безымянная кошка с драными ушами и вытекшим глазом даже попыталась перекрестить его, но вышло то ли смешно, то ли грустно. Кошка поняла, что сделала что-то не то и нырнула в подпол ближайшего дома.
Малюта вздохнул: «Ну, что, тронулись, Никита Яковлевич?» - «Да, тронулись». Телега заскрипела и, не обещая нетряского пути, пошла следом за Малютой.