Довольно скоро Болтай привык к своим бесконечным странствиям по улицам города, полному нежеланию посещать туалет, двум жёнам и огромной квартире.
Вместе с ним по улицам мегалополиса бродили сотни тысяч подобных ему людей, по всей видимости, точно так же, как и он, отрабатывая серьгу в ухе.
Первое время было довольно интересно – как-никак, огромный город, множество мест увеселения, неги и отдохновения. Но, замечено было Болтаем, с какого-то времени время перестало иметь какое-то значение, - дни неслись, как угорелые, считать их не имело смысла, потому что ты был абсолютно убеждён, что завтра в той или иной мере повторит сегодня. А «та или иная мера» была довольно смешна: пойдёшь ли ты в цирк смотреть на слонов, пойдёшь ли ты в бассейн с русалками, которые только и делают, что тащат тебя на дно.
Человеческая фантазия довольно скудна, да чего уж там, убога, - ну, дай тебе всё, что пожелаешь, и многое ли тебе придёт в голову? Усладить плоть? - Так жри, пей, любодействуй, кто тебе мешает? Усладить дух? – Так читай, сочиняй, музицируй, созерцай, малюй.
Кстати, Болтай одно время повадился на поэтический форум, где каждый желающий мог с высоты подиума прочитать свои вирши. Площадь была весьма многолюдна, что поначалу произвело на Болтая большое впечатление. После же он заметил, что толпа, стоящая на форуме – не совсем даже и толпа, а очередь людей, спешащих взобраться на подиум. Они ничего и никого не слушали, а лишь переругивались по поводу того, что какой-то очередной ловчила пытается проскользнуть без очереди. Когда дело доходило до очередного чтеца, он выходил, читал, спускался и тут же уходил по своим делам. Разумеется, чтобы через день-два появиться снова.
Но Болтаю скоро наскучило стоять в этой очереди, тем более, он-то знал, что поэт из него, как из арбуза мясо.
Так постепенно все высокие духовные начинания Болтая свелись к нулю. Праздность очень коварна: мягко и ненавязчиво она проникает в тебя и заполняет твоё внутренне пространство, а в один прекрасный момент ты вдруг понимаешь, что она превратилась в твой скелет, в твою основу, и без неё тебе теперь не жить. Но и с ней не жизнь: скелет жёсткий, ни головы повернуть, ни наклониться, ни руки́ поднять.
Результат же очевиден: ты тупеешь. Своими глазами наблюдая, как превращаешься в какого-то хорька в зооуголке, одновременно понимая, что никакого исхода тебе не светит, ты старательно дистанцируешься от любого вида отрицательных эмоций, и чем больше оных эмоций, тем старательнее и шире дистанцируешься.
А отсутствие отрицательных эмоций и называется тупостью. Вот и Болтай отупел, почему бы и нет? До того, что снова зачастил на поэтический форум, а, помимо этого, стал мастерить браслеты из бисера, в чём ему активно помогали сменные жёны.
Голос время от времени появлялся, чтобы проверить, как у Болтая идут дела, но после исчезал. Однако, в силу отсутствия самой идеи времени, Болтаю казалось, что Голос его не оставляет вовсе. Взять хотя бы вот это диалог (Болтаю казалось, что он длился минут десять-пятнадцать, посторонний наблюдатель сказал бы: года два, как минимум):
«Ну, что, Болтай, скучаешь ли по своему прежнему сну?»
«Не знаю. Там было, конечно, во многих смыслах хуже. Отвечу уклончиво: да, скучаю, но не вернусь».
«Ну, во-первых, тебя туда никто и не собирается возвращать. Много о себе возомнил. Ишь, какой внутренний эмигрант. Тебе напомнить, от чего я тебя спас?»
«Да, от «Валенок». Огромное спасибо».
«Ну, ладно, там тебе было во многих смыслах хуже. А здесь тебе, разумеется, во многих смыслах лучше?»
«Я не знаю. Я, по чести сказать, отупел и изнемог уже от всего от этого».
«Ну-ка, ну-ка?..»
«Мне кажется, человек в состоянии заниматься целеполаганием только в стеснённых обстоятельствах. В коридоре возможностей. Когда же тебя выгоняют в чистое поле и говорят: иди, куда хочешь, - одно время идёшь, куда хочешь, а потом это теряет всякий смысл».
«Итого: проклятие проблем версус проклятия отсутствия проблем».
«Ты знаешь, иногда очень хочется сходить в туалет».
«Это я тебе могу устроить».