2.
В январе 2008 года настали сильные морозы, доходило до -45° С. Надо ж тому случиться, что мне непременно следовало быть в Новосибирске. Я загодя купил билет на автобус, который должен был за четыре часа домчать меня до тех пределов. Однако, когда ранним утром я подался на автовокзал, выяснилось, что из-за морозов отменены все рейсы. Дух мой смутился, мне надо было быть в Новосибирске, - тогда мне казалось, что если того не случится, жизнь моя будет кончена.
Пошлявшись по привокзальной площади, я заметил какой-то потрёпанный «ПАЗ», вокруг которого бегал, по всей видимости, водитель. Подойдя поближе, я выяснил, что да, едет до Новосибирска, берёт безбожную плату, вот наберёт человек двадцать, и поедем.
Я зашёл в автобус и занял место в почти пустом салоне. Ждать пришлось довольно долго: желающие набирались медленно и неуверенно. Время от времени я выходил на воздух, дабы покурить, и с немалым сомнением смотрел на старый автобус; двигатель, конечно же, работал, из выхлопной трубы являлось огромное облако тёплых газов, которые, тут же конденсируясь, покрывали кузов автобуса каким-то нездоровым инеем.
Человек пятнадцать все жё набралось. Водитель был тем весьма недоволен, но всё же объявил, что да, минут через пять поедем.
Да и поехали. Окна в салоне были непроницаемо белыми, так что радоваться красотам за бортом не пришлось. Что-то было видно через ветровое стекло, но это была довольно безрадостная картина. Если в Томске по улицам ещё бегали какие-то машинки, сразу за мостом трасса была абсолютно пуста. Забегая вперёд, скажу, что за пять с лишним часов пути мы встретили только двух или трёх безумцев, решившихся по такому морозу отправиться куда подале.
«ПАЗ» оказался довольно своеобразным автобусом; создавалось такое впечатление, что температура внутри салона превышает температуру за бортом лишь на три-четыре градуса. Было очень холодно, из каких-то невидимых щелей сквозил коляще-режущий внешний воздух. Я же был одет не сказать, что бедно, но через час пути ноги уже совершенно одеревенели. Пытаться согреться движением было нереально: весь салон, несмотря на малочисленность пассажиров, был завален горой багажа, - люди-то торопились куда? В Толмачёво они торопились, улететь отселе желали.
Скоро в голову (не одному мне, кстати) стали приходить и вовсе забавные мысли: если двигатель вдруг сдохнет, если автобус остановится на пустой трассе, нам хана. Это в последние годы вроде бы работает какое-никакое оповещение, - глядишь, домчат и спасут. Тут же – ситуация безвыходная: сидеть внутри смерти подобно, выйти наружу – того веселее. Ну, попрыгаешь час, другой вокруг автобуса, что дальше? Пешком пойдёшь?
Энтузиазм грел и сам двигатель, который то и дело давал сбои, чихал, дёргал, да и сам по себе столь уж натужно выл, что было понятно: так здоровые не воют.
Так что сидел И.В. Иванов, глядя в матовое, покрытое сантиметровым мохнатым инеем окно, и ни о чём не думал; думать хоть о чём-то было просто невыносимо.
Когда показались предместья Новосибирска, все вздохнули. Страшненькие картины («Обнаружен автобус «ПАЗ» с двумя десятками злодейски замёрзшими пассажирами с остекленевшими глазами и оскаленными ртами») разом куда-то улетучились.
Автобус вытряхнул всех нас у Первомайского сквера в самом центре города. Несколько диким взором окинув какие-то ледяные скульптуры, я стал ловить такси. Не опоздал, улетел, куда следует, хотя, как позднее стало ясно, незачем всё это было. А этот заледеневший полумёртвый автобус с тех пор торчит в моей голове неприкаянным: никакой аллегории, никакой морали я от этой истории так и не смог добиться.
Разве что это? - Navigare necesse est, vivere non est necesse. Плыть необходимо, жить нет необходимости. Всё происходит так, как происходит, и иначе быть не может. И нет смешнее сетований, вроде таких: ах, если бы я сделал так-то, если бы я решился на то-то, если бы я отказался от того-то.
Я не запрещаю, пожалуйста, - тем более, это вообще любимая фольклорная тема миллионов моих компатириотов.
Но я – «паз».