В Томск снова приехал бродячий аттракцион «Татха́та». В прошлый раз, лет пять назад, я узнал о том, что он был, лишь post factum, и предпочёл не расстраиваться. На этот раз я всё-таки решил сходить.
Они разместились на каком-то пустыре на Каштаке, туда и поехал. Выйдя из автобуса, я издалека увидел мачту, от вершины которой тянулись в разные стороны канаты, увешанные выцветшими разномастными флажками. Оттуда же звучала какая-то вполне пристойная музыка. Никакого ажиотажа и скопления толп людей я не заметил, что, впрочем, более, чем естественно.
Татха́та – это буддистский термин, который переводится, как «таковость». Если совсем просто, таковость – это чистое восприятие, незамутнённое, не загрязнённое никакими внешними влияниями. То есть возьмём птицу синицу, вычистим из своего сознания козни всяких демонов, того же Мары, после устраним всю дребедень, связанную с круговоротом сансары, - пора: взгляните теперь на птицу синицу, и вы увидите не то, что привыкли видеть, а птицу синицу как- она-есть.
Тут-то собака и зарыта. Вы действительно хотите увидеть птицу синицу как-она-есть? А не страшно? А вдруг вместо милейшей птицы вы увидите невесть что, монстра какого-то зубастого, или того хуже? А если этот монстр вдруг возжелает вам навредить – укусить, плюнуть, или того хуже?
Уверяю вас, 99% доброхотов, дойдя до подобных рассуждений, решительно поворачивают и идут прочь от этого аттракциона. Будем ли мы их за это осуждать? - тем более, мы, по большому счёту, и есть они.
Я подошёл к балагану, у входа в который в деревянной будке сидела молодая цыганка и продавала билеты. Я протянул ей пятьсот рублей и получил серую бумажку с линялым штампом. На мой немой вопрос она привычно махнула рукой на дверь, - дескать, заходи, никого.
Изнутри стены балагана были драпированы чёрной тканью с вышитыми на ней непонятными мне символами. В центре стоял стол и два стула – один напротив другого с разных сторон стола. Услышав мои шаги, из-за драпировки показался пожилой бородатый цыган. На ходу рукавом вытирая губы (по запаху – дешёвый коньяк), он поприветствовал меня и тут же перешёл к делу: дескать, интересует что-то конкретное?
Нет, ответил я, на ваше усмотрение.
Он увидел на моём левом запястье часы, попросил их снять. Я положил их на стол, он же передал мне какую-то здоровенную лупу и предложил рассмотреть часы. Я навёл лупу на часы и рассмеялся. Действительно, часы выглядели более чем забавно. Далее последовал носовой платок, бумажные деньги, ключи от квартиры, сотовый телефон. Я дивился и восторгался от всей души, потому что даже не мог подозревать за этими простыми вещами такой ослепительной несуразности и отвратности.
Понятно, что распознав истинную суть перечисленных вещей, я даже и не думал возвращать их себе. Только представьте себе, что вместо пятитысячной бумажки вы, вдруг прозрев, видите дохлого американского таракана, - сможете ли вы теперь таскать его в своём портмоне? Впрочем, портмоне тоже оказалось таким портмоне, что хоть стой, хоть падай.
Не в силах остановиться, я стал снимать с себя одежду, разулся, снял носки – о, если бы вы знали, что я носил вместо носков…
Улыбчиво глядя на мои старания, цыган тем временем достал откуда-то допотопный Polaroid и, обойдя меня со всех сторон, сделал с десяток снимков. Картинки он засунул в чёрный пакет, передал его мне и сказал, чтобы посмотрел попозже. Дескать, это не простой Polaroid, а прозревающий истинную суть Polaroid, но сейчас не смотри, потом посмотришь.
Тут я шутки ради поднял лупу и взглянул через неё на цыгана, - с одной стороны, не стоило мне этого делать, потому что я увидел такое, что мне до сих пор в кошмарах видится. С другой стороны, должно быть, это было предусмотрено всем ходом энтертейнмента, - дико вскрикнув я, в чём мать родила, выскочил из балагана и бросился к ближайшим кустам.
Пересидев там до ночи, я до утра перебежками добирался до Томска-I. Понятно, что одежда, деньги, телефон, всё осталось там, у цыгана, вернее у той сущности, которая выдавала себя за цыгана.
Проще сказать, меня ограбили. С другой стороны, мне открыли глаза. И вот приду я в райотдел полиции и скажу: так и так, цыгане на Каштаке жульнически изъяли у меня дохлого американского таракана. То есть пятитысячную бумажку. То есть таракана. Да и сами цыгане совсем не цыгане. Где я после такого заявления окажусь?
Прибежав домой, я обнаружил, что держу-таки в левой руке пакет из чёрной бумаги с десятком моментальных снимков. Вот ведь беда. Выбросить не выбрасываю. Но и смотреть не смотрю. Покуда так и тянется. Вот же интересно: что пересилит, страх или интерес?