*
Вот и нынче, листая одну довольно претенциозную книжку, нашёл такую вот картинку:

Автор предлагает сосчитать мячи. Сколько мячей? Кажется, шесть? Посмотрите ещё раз. Действительно ли шесть?..
Спустя несколько страниц автор говорит: ну, да, шесть. А теперь присмотритесь к рукам.
В принципе, ничего нового, всё тот же Invisible Gorilla Test, ну, та самая «Невидимая горилла».
*
Но удивительный порок сознания человека состоит в том, что он может знать – и не знать. Покуда отвлечённое знание висит в нашей голове, ни к чему не прикреплённое, его будто бы и нет вовсе.
*
Но вот же нынче снился мне довольно сложный, многочастный сон, я же, проснувшись, никак не мог его «классифицировать»: он приятный или нет? Он красивый или нет? Он тревожный или нет? Он мятежный или нет? Он… etc.
Проще всего сказать: да никакой. Если ни то, ни другое, значит, лишён качеств.
Но ведь Прозорливый Читатель разумеет, что это бред? Лишённый известных качеств, - но не лишённый тех, имени которым в нашем языке нет.
Считать мячи мы все горазды. И будем их считать раз за разом, негодуя на подлого автора, - ведь явно, что тут какой-то подвох. И когда нам указуют на руки, мы начинаем мягко укорять уже себя самих, - как же так, ведь всё так просто, ведь никто ничего не скрывает, ведь всё на виду?
*
Вот и во сне моём было точно так же: я видел только то, что мне положено видеть, но чувствовал больше, чем положено. Проснувшись и часто моргая, я мог проговорить только то, что проговариваемо, - на остальное у меня ни языка, ни головы не хватило. Но от этого оно никуда не исчезает. Оно невыразимо, оно там, в моей памяти, оно никуда не делось, ни во что не выродилось, оно живо, оно руководит мной, оно важно, оно безумно важно, но круг замыкается – оно невыразимо.
*
Люблю дурацкие аналогии:
скажем, в ткани моего мозга, в каком-то участке его, нейронные связи переплелись таким образом, что образуют явственно написанную русским алфавитом фразу: «Дорогой И.В., искренне поздравляем тебя с Днём Второго Пришествия!»
Это есть – но я не могу это наблюдать, но я не могу это анализировать, но, несмотря на то, что всё это присутствует во мне самом, я не чувствую этого. А нейронные связи вдруг прихотливо изменят свою конфигурацию: «Ну и дурак ты, И.В.».
*
Пусть. Пусть я тупо считаю футбольные мячи, ни на что иное не годясь. Но у меня есть одно важное преимущество, которое никому не отдам (да которого, впрочем, многим и даром не надо): я знаю, что я ограничен. Я слеп (слеповат), я глух (глуховат), я глуп (глуповат).
*
Странно, но в среде почти совершенных людей быть таковым – довольно приятно. Потому что для людей совершенных мир статичен и неизменен, как карцер. Когда-то придёт добрый тюремщик, и отпустит их на волю. А для меня в стенах, полу и потолке этого карцера то и дело появляются некие дверцы, люки, лазы. Они быстро исчезают, но когда-то я успею. То-то ошалеет добрый тюремщик.