
Я пришёл в ресторан задолго до договорённого времени. Мне следовало обдумать предстоящее событие, исключить возможные нестыковки и недочёты. Я заказал ведро бешбармака, люля-кебаб, таз салата à la vie à la mort и пятилитровую банку бордосского. Еда помогает мне думать.
Ресторан был с приглашёнными артистами, что довольно большая редкость в наше время. На невысокую эстраду то и дело поднимались певцы, мимы, стэндаперы, довольно мило и ненавязчиво развлекая публику. Поедая бешбармак, запивая его прямо из банки, раздумывая о своём, я, тем не менее, время от времени отвлекался на происходящее на сцене. В голове мелькали строчки из популярных песенок:
«…доешь мой шницель, я уже не стану…»
«…я вспоминаю много лет, как ели мы мясной рулет…»
«…шпикачки шкворчат на огне, и ты улыбаешься мне…»
Появилась довольно известная в городе вокальная группа «The Bootleg Beef». Хорошо спели, запомнилось вот это:
Беляши, беляши,
Про щекам стекает жир,
Ты меня поцеловала
За четыре беляша etc.
Потом под руки на эстраду вывели старейшего гастрономического шутника страны, который, опираясь на палочку, начал своё бесконечное:
«Какое сало было… Такого сала сейчас не делают… Сальце было такое, что вот шматок на хлебушек, рюмочку водочки, сядь, подумай, потом горчички, солюшки, посыпь, но не усердствуй, вот, веточку петрушки или там лучок, возьми, вдохни, уйми чувства, сосредоточься, скушай, водочкой сверху, и - блаженство… И ангелы летают, и у них в животиках бурликает от умиления и понимания…»
Ему хлопали, потому что говорил он пусть не очень разборчиво, но вполне убедительно, и это брало за живое. Потому смеялись, переглядывались, заказывали ещё чего-нибудь.
Стал заказывать и я, чуть не проморгав появление Утробы. Вскочив, я помог ей сесть, рассыпался в комплиментах, вопросил, что она изволит кушать. Её заказ был вполне ординарен: таз пельменей, запеченный молочный поросёнок, ведро форшмака, бадья спаржи, четверть граппы.
Задумчиво и нежно смотрел я за тем, как Утроба поглощает всё принесённое официантами; было видно, как она проголодалась.
Как правильно, как всё же замечательно, что все самые лучшие моменты нашей жизни связаны с едой… Невольно вспомнилась ванна с холодцом в тот день, когда я сделал первый шаг… Двухсотлитровый казан с пловом в тот день, когда я произнёс первое слово… Огромная паэлья, которую мы всей семьёй готовили по случаю моего поступления в школу… Запечённый бычок по случаю окончания школы…
Я, видимо волнуясь, достал из кармана футляр с медальоном из мраморной говядины и протянул его Утробе. Всё решится именно сейчас: если она съест медальон, она согласна. Если надкусит, но, подумав, вернёт обратно, за этим последует крах всех моих надежд.
Утроба посмотрела на меня выжидающе-вопросительно. Пришлось объясниться: «Этот медальон - семейная реликвия. Мне он достался от бабушки».
Тут же уяснив, что ей следует делать, Утроба взяла медальон и проглотила его, даже не пережёвывая – как, впрочем, и следует.
По моему условному сигналу официанты тут же стали сыпать на наши с Утробой головы всевозможные салаты, соусы и закуски. Невидимый оркестр рванул «Мы будем есть с тобой в постели». Выкатили барана, фаршированного перепёлками.
* большая жратва