Sous les pavés, la plage! – Под булыжниками мостовой – пляж.
Nous ne voulons pas d’un monde où la certitude de ne pas mourir de faim s'échange contre le risque de mourir d’ennui, - Мы не хотим жить в мире, где за уверенность в том, что не помрёшь с голоду, платят риском помереть со скуки.
Il est interdit d’interdire, - Запрещается запрещать.
Soyez réalistes, demandez l’impossible, - Будьте реалистами, требуйте невозможного.
Ну, и тому подобные сопли пузырями. Я сразу вспомнил Гренобльский университет 2010 года, - зачем-то сфотографировал вот это:
(grève bloquage sabotage – забастовка блокада саботаж)
Я с давних пор глубоко презираю подобного рода «протесты», - в них нет ничего, кроме пустой, гремящей, как тысяча кастрюль, движухи и ликования по поводу внезапно случившихся вседозволенности и безнаказанности. Знающие меня подтвердят, что я никогда не был образцом законопослушности и любителем «чинно-благородного» образа жизни, - но когда я вижу вот такого рода экзальтацию, когда какие-то невероятно живые и вертлявые витии начинают, брызгая слюной, пороть всякую чушь, которая вдруг заводит «массы», - меня берёт серая тоска.
Есть один принцип, постижение которого многим почему-то недоступно. Суть его проста: революции происходят не от безнадёжности существующего положения вещей, наоборот, - от пресыщенности. Отбери последний кусок хлеба у нищего, - он не станет тратить время на рваньё рубашки на грудях, ему не до чести, все свои силы он направит на выживание. Отбери бифштекс с кровью у сытого и довольного, - он тут же возьмёт творческий отпуск и посвятит его романтике революции. Потому что ущемили его священное право поедать бифштекс с кровью. Его тонкая нервная организация не в силах перенести подобное поругание.
Неужели никто никогда не задумывался, что все эти протесты, майданы, прочая требуха, - дело рук бездельников, которые могут себе позволить неделями-месяцами не задумываться о хлебе насущном? Конечно, немало там и тех, кого в античные времена называли параситами (παράσιτος - «сотрапезник») - помощники при исполнении религиозных культов, имевшие право участвовать в общих застольях в пританее; впоследствии нахлебники, прихлебатели, обедневшие граждане, которые зарабатывали бесплатное угощение, развлекая хозяев). В общем, вполне весёлая публика, которая кем-то воспринимается весьма трагедийно-торжественно: борцы, блинский блин, с несправедливостью, гнётом, тиранией, плутократией, прочими нехорошими явлениями.
Нетрудно догадаться, что им самим, параситам и бездельникам, выгодно выглядеть именно таковым образом, - dulce et decorum est. Но, как по мне, то чего уж они действительно недостойны, так хотя бы мало-мальского уважения.
Ну, свалили французики великого де Голля, ну, поплясали, постучали в бубны, - а после «революционеры» обросли юным жирком, заматерели и довольно скоро превратились в какое-то непотребство, которое раз за разом приводит к власти в стране персонажей театра Гран-Гиньоль; последняя троица - Саркози, Олланд, Макрон, - в этом смысле невероятно живописна.
В любом протесте нет ничего, кроме протеста. Пускай протест справедлив (не всегда, но бывает) - за ним не стоит ничего, кроме кастрюль и ажитации. Когда протестная программа выполнена, - свалили, победили, ура, - наступает интеллектуальный коллапс, - он страшен, это глухая тишина безмыслия и непонимания, что же дальше. Эту тишину заполняют всем, чем угодно, порой самыми чудовищными звуками.
Скажем, после 1991 года, когда всем надоело стоять на митингах в честь победившей демократии, переминаясь с ноги на ногу, переглядываясь и спрашивая шёпотом – а что потом, а что потом? – появились эти рыночные уродцы, которым гроша ломаного не стоило «убедить» нас в необходимости приватизации и «шоковой терапии». А там и убеждать никого не надо было, вакуум требовал заполнения чем угодно, пускай даже тем, что вне природы русского сознания и совести. Вот и всё, а ты боялась, даже юбка не помялась.
Потому каждый раз, когда я наблюдаю только приближение этого социального оживления, этого «ветра перемен», когда я слышу все эти дешёвые витийства, - серая тоска берёт меня, потому что во всём перечисленном нет ничего, кроме неё, серой-серой.
