Во тьме кухарка суп варила,
Буквально в полной темноте.
Она электриков журила,
Вслепую шаря по плите.
Наощупь резала картофель,
Салат, морковь, женьшень, латук,
И поминаемый der Teufel
Хихикал явно где-то тут.
Кухарке ж было не до смеха:
Ведь званый ужин начался́,
А тут и конь не повалялся,
Валяться только собрался́.
А суп подать велели в полночь,
И чтобы в полной темноте,
И чтоб с музы́кой замогильной,
И чтобы холоден, как лёд.
Ах, что придумали, поганцы, ворчала в темноте кухарка, что за хозяева чудны́е, бежать бы надобно отсель. Что ни день - странные прихоти, больше похожие на гастрономические извращения: то, вишь, жульен с обеззараженными поганками, то желатиновый медведь, якобы пойманный в подвале особняка, то паштет из мяса рябчиков с ясеневыми занозами. Я в таких домах работала, этому не чета; если бы прежние хозяева внезапно скопом не преставились, то шиш бы вы тут меня увидели. В темноте суп варить. Идиоты, больные, аристократы-дегенераты.
Скрипнула дверь, послышалось: Готов ли суп? Без пяти полночь.
Несу-несу, охлаждается покуда. Ровно в полночь будет на столе.