Опять от меня сбежала
Последняя бригантина,
И я по шпалам, опять по шпалам
Иду, куря никотина.
Предположим, некая дама говорит то, смысл чего совершенно противоречит содержанию, а именно: В нашей жизни совершенно исчезла романтика, хочу романтики, и всё тут. Подавай романтику.
В чём противоречивость? В том, что, во-первых, не желает она никакой романтики, потому что не совсем понимает, что это такое. Во-вторых, сама тема «хочу романтики» так уж заезжена, стала такой уж образцовой пошлостью, что у знающих людей вызывает непереносимую зевоту.
Но вот толкуют, что, дескать, се ке фа́м вё, дьё ле вё. Ладно, чего уж там, романтика, так романтика.
Поведу тогда фемину в портовый трактир, где вино льётся рекой, где ножи блестят в рукаве у каждого первого, где за обидное слово грубая, просоленная и пропитая матросня режет друг друга, не моргнув глазом. Именно: первобытная простота и великолепная грубость нравов. Ей обязательно понравится.
Мы сядем за дубовый стол в углу трактира и закажем что-нибудь экзотическое: круг кровяной колбасы и пятилитровый кувшин бордосского. Глиняные кружки, не очень чистые, но зато как раз английская пинта. Налью любезной до краёв, пускай пьёт, колбасы нарежу, пускай ест.
Каждые пять минут к ней будут подкатывать грубые матросы, предлагая плотские утехи и фальшивые дублоны. Придётся их убивать тем же ножом, которым резал колбасу. Один всё же успеет царапнуть меня, так что наспех перевяжу рану тряпкой, которая в течение оставшегося вечера превратится в какое-то чёрно-красное непотребство.
Ну, покуда не подошёл очередной грубый матрос, стану говорить любезной всякие странные вещи.
В первой паузе скажу, что завтра отправляюсь в кругосветное путешествие, из которого вряд ли возвращусь. Будет ли она ждать меня?
Если она успеет переварить первую роковую тайну, ошарашу её новой вестью: видишь ли, дорогая, я смертельно болен, месяц-другой протяну, пойдёт ли она под венец?
На третье, немного помолчав, скажу, что я – не тот, за кого она меня полагает. На самом деле я – благородный разбойник, граблю богатых и всё раздаю бедным. Пойдёт ли она со мною до конца?
На десерт расскажу ей, что буквально завтра она должна вступить в мезальянс с богатым сатиром, который никогда не поймёт её тонкую душевную организацию, ему нужна лишь её плоть. Естественно, предложу бежать со мной на ближайшей каботажной посудине в дальние страны, где станем жить невероятно бедно, но ужасно счастливо. Несмотря на то, что дадим друг другу честное слово даже не помышлять о плотской любви. Будем плести сети, ловить барабулек, жарить, продавать на рынке, иметь свой кусок хлеба.
Потом придёт пора песен. Пьяные матросы, поняв из моих рассказов, что я удивительно романтическая личность, почтительно поднесут мне виолу да гамба и наканифоленный смычок. Я спою мы о шторма расшибали лбы, наш пот всю палубу пропитал.
Все зарыдают. Я спою шторм обшарил мой борт — видно, силы берёг, шторм в снастях моих чуть покуражился. Все завоют. Я спою парус порвали парус каюсь каюсь каюсь. Все попадают без чувств.
Тут пронесётся весть, что на рейде появилась эскадра нехороших пиратов и начала обстрел порта с одновременным десантированием и прочими ужасами, включая поголовное вырезание всех и каждого.
Однако фемина наконец-таки опомнится и с жуткими матами уведёт меня в соседнее помещение, где свечи, изысканное вино и мерцающий свет луны. Вот, скажет она, вот я чего хотела, вот это романтика, а не та дрянь, которую ты там устроил.
