Довольно известная сентенция Мамардашвили:
«Но такова судьба культурных формализаций, что они всегда заходят настолько далеко, что к этим символическим образованиям уже «не пробиться». Возможно, что «ядро» культуры как таковой позволяет что-то сделать на уровне культуры и в самой культуре не понимая. Делать что-то без понимания, механически и есть культура. [То есть (…) культура есть то, что культивирует объективно направленный автоматизм мышления.]»
*
Ну, так и есть. Мы едим гречневую кашу, но не поедаем насекомых, хотя ни в одном из известных письменных источников не зафиксирован запрет поедания насекомых, адресованный, скажем, каким-нибудь там восточным славянам. Спросишь кого угодно: а почему ты не ешь насекомых? – ответит: как можно? Это противоестественно, невозможно. Скажешь: а вот в Судане саранчу трескают, про Китай и вовсе умолчу. Ответит: так то дикари да китайцы. Мы же не дикари и не китайцы. Скажешь: а вот продукты жизнедеятельности насекомых есть любишь? Спросит: о чём это ты? – Ну, пчелиный мёд, например. Подумает: так то пчёлы, они чистые насекомые, это можно. Спросишь: а с чего ты взял, что пчёлы – чистые насекомые? Ответит: Ну, так считается… - Кем считается? – Ну, так считается…
*
То и дело, что любое мышление энергетически затратно, - и не гарантирует оптимального результата. Когда же в результате многократно повторяемого тыка отыскивается некое «нормальное», оно и становится нормой культуры. Эта норма, словно кирпич, вставляется в сознание объектов, принадлежащих некоей культуре, и отменно цементируется.
*
Если у истоков культурного становления народа (цивилизации) стенка из подобных кирпичей ещё довольно низка и через неё ещё вполне возможно разглядеть внешний мир, то т.н. «высококультурные народы» уже полностью отгорожены от непонятной и невыразимой реальности в том вполне уютном мирке, который образует кирпичная кладка.
*
Позитивный результат внедрения культуры очевиден: стопроцентное опознание внешних объектов по принципу «свой-чужой», минимальные затраты на принятие любых решений, - потому что решения принимаются автоматически, на уровне условных рефлексов.
*
Итого, любая культура, строго охраняющая свои устои, превращает своих носителей в (прошу прощения за избитый образ) всё тех же муравьёв, которые, ведомые общекультурной программой, занимаются строительством, ремонтом, сбором продовольствия, всем, чем угодно, практически не отдавая себе отчёта о своих действиях.
*
Иначе никак; культура суть поток (пусть даже круговой и замкнутый сам на себя), значит, каждый из его элементов должен знать, что двигаться следует вон туда, а не в обратном направлении.
Свинину есть можно, кошатину нельзя.
Поминки, девятый день, сороковой день.
Мужчина с женщиной за руку не здороваются.
Умываться под проточной водой.
Снимать обувь в прихожей.
На малолеток не зарься.
На закате солнца спать себе дороже.
Авось, да небось.
И так далее, - миллион подобных кирпичей образуют поле рефлексов, несоблюдение которых, так или иначе, станет причиной отторжения тебя данной культурой.
*
Закончу выводом, который кому-то может показаться неожиданным или неуместным. В последние месяцы в связи со всевозможными невероятными (нелепыми) историями (скажем, с теми же «скрипалями» (хорошее нарицательное, по-моему)), мы часто задаёмся вопросом: они что там, на этом Коллективном Западе, совсем дураки, что ли? Как можно верить всему тому бреду, который произносится вполне официальными лицами на очень высоком уровне?
*
Отвечаю: а никто и не «верит», в обычном смысле этого слова, разумеется. Просто, пребывая внутри культурного контекста этого самого Коллективного Запада, ты воспринимаешь упомянутый бред на уровне рефлекса, то есть некритично поглощаешь и мгновенно усваиваешь.
*
Когда же этот процесс «усвоения» наблюдаешь со стороны, из пределов другой культуры, возникает ощущение абсурдности и чуждости, которое ничем не унять.
*
У них при взгляде на нас возникают точно такие же проблемы, но, право, мне они нисколько не интересны, - ибо в последние годы бегу я амбивалентности, поскольку понял, что «понять и простить» значит раствориться, как ложка сахара, в безбрежном горько-солёном море беспредметного гуманизма.