Ну, да, что-нибудь чеховское. Вагон первого класса, сижу я, в пенсне, разумеется, курю папиросу «Нарзан» (6 копеек за 10 штук), читаю «Биржевыя Вѣдомости». Входит и усаживает напротив какой-то господин. Разворачивает «Томскiя епархiальные вѣдомости», но ему не читается. Он закуривает папиросу «Ада» (10 штук за 6 копеек), обращает свой взор ко мне, и рассказывает вот что:
«Был я тут как-то на озере Боровое, оно же Бурабай, наслаждался видами Кокчетавской возвышенности и имел помыслы самые преблагие. Прибыв на место, где мне предстояло провести трое суток, я обратил внимание на замусоренность окрестных равнин и прибрежия, что вызвало во мне невнятную душевную смуту.
Утром следующего после приезда дня я вдруг исполнился деятельной заботы и, прихватив с собою мешок, начал собирать всяческий пластиковый и бумажный мусор.
Работа несложная и благодарная. Пройдёшься туда-сюда, оглянешься, - и разом видны результаты. Голова не занята, думай, о чём хочешь и как хочешь.
Вот же и стал я думать да рефлексировать, и забавным мне показалось вот что.
Наклоняясь за очередной пустой пластиковой бутылкою, я вдруг поймал себя на мысли тривиальной: вот ведь, меня никто не заставляет, я сам, произволом своим ведомый, делаю мир лучше и чище. И неким мысленным взором увидел себя со стороны: господин средних лет, высшее образование, открытое, умное лицо, талантов и навыков немало… А надо же: мусор прибирает. Не гнушается, не критиканствует, не пишет в социальных сетях про ужасы озера Боровое (оно же Бурабай), а - делает. Да, та самая народническая «Теория малых дел», пусть это покажется кому-то излишне мелодраматичным и слащавым. Сделаем мир чище и добрее. Подними банку, утри слёзы ребёнку.
Господи, как же это всё просто, творить добро. Просто и незатратно. Надо всего лишь не творить зло.
Вот тут-то мысль моя и перескочила внезапно на нечто нечистое и туманное, что клубилось в дальнем углу моего сознания. Я уже знал, что скрывается в этих клуба́х. Вернее, не что, а кто: все эти ничтожества, вся эта русская и казахская гопота, которая где ест, там и гадит. Все эти ржущие мясистые девки-бабы да щершавые и несвежие мужичонки-пацанва. Все те, глядя на которых искоса, физически ощущаешь их недоделанность, недоструганность,- а встреч этому собственное недоумение, перерастающее в недоброжелательность. Ты спросишь их – зачем они гадят? – и встретишь в глазах-пупках лишь тупое недоумение: о чём это он?..
И тут в моей голове произошло ещё одно переключение. Будто две чаши рычажных весов явились, и на одну чашу было возложено чувство моего достоинства и внутреннего благородства, чувство своего бескорыстия и деятельного гуманизма…
…а на вторую же – вот эта глухая ненависть к этим унтерменшам, этим yahoo, этому мясу на ножках. И вдруг понял я, что ненависть моя сильнее всех благих помыслов и начал. И мой деятельный гуманизм, для кого он – для меня самого?.. Для ближайших наперсниц и наперсников?.. Для какого-то прекрасного меритократического далёка?.. Можно ли быть добрым избирательно?... Можно ли творить благо, презирая большинство?.. Кому хорошо от моего чистоплюйства?... Мне ли самому? – да куда там!.. Во мне теперь больше зла, чем в самом невменяемом гопнике, которых я тут пою. А зло развращает. А зло поедает. А зло побеждает.
Итого, ни на один из заданных вопросов я так и не дал себе ответа.
Прощайте, моя станция».
Господин, бросив на стол «Томскiя епархiальные вѣдомости» и спешно затушив папиросу «Ада» (10 штук за 6 копеек), покинул купе, оставив меня в глубочайшей задумчивости.
Искренняя благодарность Р.Л.