
Лейтенант замер на секунду-другую, повернув глаза внутрь своих, что сказать, далёких от ординарности воспоминаний. После отмахнулся от мухи, назойливо летающий вокруг головы, и в который раз повернулся ко мне:
-Видели муху?..
Я согласно кивнул.
-Пятый год за мной летает. Musca domestica.
Я выразил сомнение в том, что одна и та же муха может преследовать человека пять лет, - срок её жизни слишком невелик, одна-три недели.
-Не знаю. Может, они меня друг другу передают, как объект охраны и обороны. Перед тем, как околеть, коснеющей лапкой указывают на меня, - дескать, вот этот, не оставьте своим попечением. Но то, что пять лет какая-то муха летает вокруг моей головы, - смею вас уверить в том.
В бане ли я моюсь, в метро ли еду, в Большом ли театре, в Малом, - она тут, как тут.
Это… нехорошая история. Дело было в Кулундинских степях. Обошли нас калмыки с флангов, смяли. Вижу, под моим есаулом коня убили, сам он запутался в стремени, придавило. Я спешился, - тут мой Микроцефал захрипел, и тоже пал. Вытащил есаула,- видно, что нога сломана, не ходок.
Наши тем временем куда-то ускакали. Что же, взвалил я есаула на себя, да и заковылял встреч солнцу, к нашему биваку. А солнце жварит. А есаул стонет. Одно слово – лихо.
На третьи сутки посмотрел он на меня эдак тихо-прощально, и говорит:
-Брось, не донесёшь…
Я – куда там, взвился, головой трясу, - донесу, донесу, куда ты денешься…
-Брось, не донесёшь. Сам сгинешь, а ведь ты ещё совсем молодой. Тебе жить да жить. Это я отгулял своё. А тебе – по степам, галопом, геть-геть! Брось, не донесёшь… Оставь мне наган с одним патроном, а сам иди налегке. Я знаю, что делать. Я смерти не боюсь. А ты – вот, Авдотье моей передай платок кумачовый, ей к лицу станет, я не успел, а ты передай, и скажи: «Любил он тебя, да вот не судьба».
И вот как он это завёл, как занудил, так не остановить: «ты ещё молодой, тебе жить, я не боюсь, Авдотья какая-то, любил, не судьба, тытыты, тытыты, тытыты…»
Трое суток я ещё терпел. Он, собака, даже во сне не останавливался.
А на четвёртые достал я наган, вынул из барабана все, кроме одного, патроны, на, говорю, достал ты меня, сил моих больше нет тебя слушать. И подался.
А он вслед: «Как же так? Ты бросаешь меня?» - Я, право, ошалел от таких речей, вернулся: «Ты же сам мне всю плешь проел своим «брось, не донесёшь»?..
Он же: «Ну, как же, законы жанра, так прадед мой говорил, так дед меня учил, так отец… Но это совсем не значит, что ты должен следовать моим словам… Ты донести меня должен в полной сохранности, понимаешь, у каждого своя функция. Я умоляю бросить, ты, скрипя зубами, тащишь. Разве нет?»
Я думал, тут же его порешу. Но тут на горизонте замаячил наш разъезд, - короче, спасли и есаула, и меня. А он, знать, на прощание, сурово так глянул на меня, и сказал: «Худой ты казак. Вот тебе муха в наказание. Чтобы меня помнил, и урок тебе станет».
С тех пор вот и летает.
-А вы убить муху не пробовали?
-Я чего только не пробовал. Вы мне скажите, вот в описанной мною ситуации – кто был прав?..
-Да нет в этой ситуации правды.
-Но если нет, то за что мне муха?..
-Да не так уж она вам и досаждает. Я вот только сейчас заметил.