В пёстрой компиляции Дмитрия Чернышёва «Как люди думают» понравились рассуждения об инверсии, в частности, перевёртышах сюжетов.
«Можно брать фильмы и менять в них сюжеты на противоположные. Мой друг как-то пошел смотреть совсем старенького Мишулина в «Карлсоне» и понял, что на самом деле воображаемый друг — это Малыш, а Карлсон — просто одинокий старик.
А сюжет «Иронии судьбы...» был бы гораздо интереснее, если бы в разных городах одинаковыми были не квартиры, а люди. Какая драма получилась бы, когда Женя Лукашин начал бы трезветь и понимать, что он находится в Ленинграде...»
Только вот тут я застрял, поскольку у заявленной инверсии есть несколько вариантов.
Первая версия – пьяный московский Женя Лукашин засыпает в питерской квартире, будит же его питерский Лукашин. Они абсолютно идентичны друг другу; долго и нудно они тыкают друг другу в лица своими паспортами с пропиской. Вернувшаяся домой мама Лукашиных понятия не имеет, какой из этих двух настоящий, в конце концов, предлагает усыновить того, который приезжий. Но московский Лукашин не хочет усыновляться, у него в Москве такая же. Появившаяся невеста Галя тоже пребывает в классической ситуации буридановой ослицы: выбор существует, но невозможен.
Версия вторая, модификация первой – московский Лукашин оказывается в Питере всё в том же кругу близких людей: мама, точно такая же, как и московская, точно такая же Галя, точно такие же друзья. Он понимает, что что-то тут не так, снова напивается, снова его засовывают в самолёт, летящий, скажем, в Новосибирск, - и, о, ужас, всё те же, всё тот же сон. Ещё несколько тщетных попыток – Томск, Омск, Ачинск, Чита, Челябинск, - и Лукашин понимает, что попал в какой-то хитроумный лабиринт дурной бесконечности, суть infernum.
Самое что загадочное в этой истории, так это роль Нади Шевелёвой, которая вроде бы существует, но будто бы (за неимением лучшей метафоры) в какой-то параллельной реальности. Можно сказать иначе – существует возможность Нади Шевелёвой, которая почему-то не актуализируется. О ней все молчат, но её незримое присутствие и является самым, пожалуй, трагедийным элементом сюжета. У всех (мужчин, разумеется) есть своя Шевелёва. Говорить и думать о ней бессмысленно, изжить её невозможно.
Ну, и в качестве незамысловатого appendix’а стоит представить, что в тот же самый новогодний вечер, когда Лукашин отправляется в Ленинград, его антагонист Ипполит точно таким же образом летит в Москву, встречается с Галей, и у них всё получается. Таким образом, во-первых, трагикомедия разом превращается в какую-то свингерскую вечеринку, во-вторых же, сюжетный конфликт разрешается, даже толком и не возникнув.
