Начнём ab ovo. Есть немалое число источников, которые говорят мне: слово «сознание» - это калька греческого συνείδησις (syneidesis) – отсюда же и латинская калька conscientia. И, кстати же, ещё одна из возможных форм – «совесть» («совместное знание - весть»).
Это-то ладно. Однако далее идёт упорное: «сознание» суть «соотнесённость знаний», то есть система сведений об окружающем мире, о самом себе, об иных людях, о морали и прочем. То есть упомянутое «со-» трактуется как система, чуть ли не самозародившаяся в какой-то отдельно взятой черепной коробке.
На днях, наконец-таки, нашлись простые и умные люди, которые приставку «со-» поняли так, как и следует её понимать: «вместе с другими». То есть: со-знание есть система коллективного со-ведения, со-понимания, со-вести.
Вышла женщина на берег океана, родила ребёнка, полежала, встала, сказала «всего хорошего» и ушла куда-нибудь по делам своим. Ну, много ли «сознания» она оставит младенцу? И явится ли у того «сознание», если предположить, что умереть он не умрёт, а так и будет лежать-ползать на означенном берегу?
Есть некое коллективное человеческое знание, - уж и не знаю, каковым образом оно распространяется и живёт, но подключиться к нему не так просто, иначе все собаки и кошки уже давно бы подключились. И если у тебя есть оный connect, так, знать ты и обладаешь со-знанием и со-вестью.
Это со-знание далеко не абсолютно и субъективно. Мне понравилось кошмарное определение чего-то подобного у популярного в некоторых кругах Ken Wilber: «диалогически и интерсубъективно конструируемое пространство мира». Иначе говоря, наша картина мира постоянно меняется, - и в этом принимают участие, безусловно, сам мир (первое место), трактовки мира, которые мы постоянно воспринимаем извне (второе место) и, наконец, наши скромные способности к осмыслению (о-со-знанию) этих трактовок.
Понятно, что слово «сознание» многозначно, и самый его популярный смысл примерно таков: «состояние психической жизни человека, выражающееся в субъективном переживании событий внешнего мира и жизни самого индивида, а также в отчёте об этих событиях». Но все смыслы, конечно, связаны между собой, и потому то, о чём сказано выше, не противоречит только что приведённому определению - сознание воспитывается годами (десятилетиями) в среде себе подобных, сознание растрачивается в одиночестве. Потому милейший Робинзон Крузо Дефо - филькина грамота, всё гораздо нагляднее и страшнее описано в книжке Мишеля Турнье «Пятница, или Тихоокеанский лимб».
Любезный сердцу томичей декабрист Гавриил Ба́теньков с 1827 по 1846 провёл в одиночном заключении, и лишь после того, как стало ясно, что он совершенно невменяем, его и отослали на брега Томи, где он и приходил в себя. Что творилось в его голове все годы одиночки, Бог весть, «Писания сумасшедшего» я так и не смог найти.
«Проведя 20 лет в полном безмолвии, Батеньков чрезвычайно тяготился тишиной. Однажды в Петрищеве он сидел у камина, в комнате никого не было. Вдруг в соседних комнатах услышали крики; все побежали туда, но увидели Батенькова, спокойно сидящего у камина.
— Гавриил Степанович, что с вами? — спрашивают его.
— Ничего, надо же человеку и покричать» (с).
Одна из версий происходящего с человеком в одиночестве такова: сознание постепенно покидает его, он всё чаще и чаще перестаёт выделять себя из окружающего мира, будь то камера Алексеевского равелина (что жутко), будь то берег бананового островка (получше, но тоже так себе). Сливаясь со средой, теряя представление о себе, как о «личности», «индивидууме», человек всё же не теряет свободы выбора: он может либо полностью деградировать, либо уже безраздельно, в полной мере узнать Бога. Это уже не вера, это уже гораздо серьёзнее.
А в среде людей можно только верить. Потому как со-знание очень мешает познанию. Этот сосед атеист, другой агностик, жена Ошо читает, любовница Кастанеду. Как с таким со-знанием, куда уж там...
