Любезная Полина Сергеевна.
Нынче днём, читая рассказ Рюноскэ Акутагавы «Муки ада», я обратил внимание вот на что: дочь главного героя там «…шла по длинной галерее, неся ветку сливы с письмом». Меня заинтриговало, что за ветка сливы, при чём тут ветка сливы? Недолго я находился в недоумении; оказалось, что в Японии в давние времена следовало к письму прикладывать ветку того или иного растения, согласуясь со временем года ли, сезоном ли.
То-то мне понравилось это, то-то я порадовался за японцев, - право, как славно получить письмо с веткою сливы в придачу… А то мимоза, а то и сто раз помянутая сакура, а то и, скажем, эвкалипт.
Другое дело, - что сталось бы, если бы я вдруг стал писать вам не так, как пишу, - по письму в месяц, а то и реже, но как желалось бы мне, - ведь в этом случае почтальон только бы и делал, что бегал от вашего дома до почты и обратно. И, коли к каждому письму моему прилагалась бы ветка сливы, эвкалипта или мимозы, то скоро в доме вашем не осталось бы свободного места, всё было бы завалено этими ветками.
И сколь плачевно выглядели бы окрестности моего дома, - лишь обглоданные стволы сливы, эвкалипта ли, вишни ли японской. Неделя за неделей, месяц за месяцем всё дальше уходил бы я от дома для того, чтобы обломать очередную ветку и отправить вам очередное письмо. Да, похоже на то, что ради вас я готов превратить свою душу в пустыню, подобную той, во что превратились бы окрестные леса и рощи мои.
Право, не знаю, придётся ли вам по нраву подобное. Наверное, нет, - ваша любовь к живому и цветущему общеизвестна. Но следует понять и меня, - так хочется, чтобы имя моё и слова мои обрели какую-то осязаемость в глазах ваших, и в этом случае ветка сливы ужели плохой знак тому?
Да пустое; чем более я стремлюсь к осязаемости и материальности, тем воздушнее и невесомее всё то, что мне хочется сказать вам.